Всё от земли - [13]

— «Колос»? И слаб, и дыряв. На выставке зерноуборочных машин из шестидесяти двух экспонатов он занял шестьдесят третье место.

Тогда зачем выпускать такой комбайн? Чтобы получать дополнительно к плану при повторных обмолотах валков? Нет, не только для этого, а еще и для равномерной концентрации семян сорняков на полях. В характеристике зерноуборочных комбайнов перечисляются лишь работы полезные: косит, подбирает, молотит, сортирует, веет, копнит. Но молотить он начинает уже при повале самодельными лопастями мотовил из твердых пород дерева, нарушающими балансировку и расчетный режим работы. Потом молотит, подбирая валки низкорослых хлебов, и зерно, разумеется, остается на земле. При непосредственном же процессе обмолачивания четверть подобранных колосьев или уходит в солому, или такая же часть зерна превращается в дробленку, то есть в отходы, а при уборке сильных и твердых пшениц это накладно. Зерно с земли комбайн подобрать не может, зато саму землю и мелкую гальку и прочие мертвые отходы или откровенный мусор подобрать ухитряется. И посеять при этом сорняки.

Вот средние итоговые данные среднего по производственным показателям Ольховского отделения Великопетровского совхоза Челябинской области за средний год прошлой пятилетки: поступило на ток бункерного зерна 54 000 центнеров, товарных отходов из них 12 000, мертвых отходов 3240, или ровно шесть процентов. Товарные отходы уйдут на корм, и часть расходов на их производство окупится, а вот во что обходятся мертвые отходы в целом по стране… Шесть процентов — это верных 12 миллионов тонн. Для перевозки этого балласта при среднем расстоянии от полей до токов 5 километров и средней грузоподъемности транспортных средств 6 тонн их понадобилось 2 миллиона, сделано лишних 20 миллионов километров пробега 500 раз вокруг Земли (а Козьма Прутков говорил якобы, что никто не обнимет необъятного), сожжено 8000 тонн горючего и сколько переплачено денег получающим с центнера и с тонно-километра, не говоря уж о деньгах, переплаченных конструкторам таких машин.

На заре развития зерноуборочной техники появились ненадолго и тут же канули в Лету сноповязы. Направление, по-моему, было взято верное. Предки наши не ради полотен художников вязали и устанавливали в суслоны снопы, в которых зерно и дозревало, и не прело и не прорастало в колосьях, как в непросыхающих ныне валках после пробрызнувшего дождичка; и хлеб, и солома, и сорняки — разом все увозилось с полей, и потерь никаких не было: что в горсти — то в сусеке, а мы эту горсть плотно никак сжать не можем, живя в космическом веке. А разбогатели потому что, вот и сорим червонцами, как пьяные купцы — знай наших, под зерновыми лишь 130 миллионов гектаров с каким-то гаком еще.

Вы ездили по золотой дороге? Конечно, ездили, в уборку их немало таких. Сто граммов зерна, рассыпанного по квадратному метру проселочной дороги, и на четвереньки опустишься, так не вдруг разглядишь, сколько ж его, но со ста километров наметется гусиным крылышком… 50 тонн! Всех грунтовых, полевых и проселочных километров никто не подсчитывал, как вряд ли задумывался кто, куда же деваются целые эшелоны хлеба.

При оплате труда за тонно-километры сноровистому и себе на уме шоферу выгоднее не тонны, а километры, потому что они всегда больший множитель, и за счет скорости он наматывает рейсы, ничуть не беспокоясь о том, на сколько легче кузов стал после ухаба. И не выпускают домохозяйки во время уборочной кампании кур со двора, потому что жиреют они безобразно и перестают нестись, нанося невосполнимый ущерб личным продовольственным ресурсам. Директора хлебоприемных пунктов нанимают пенсионеров с метлами ежечасно заметать и прятать золотые россыпи. В той же Большой Курье Макушинского района половина жителей, не один Володя, запаслись отборным зерном из песчаного рва на берегу озера, который с лету преодолевали груженые машины, предпочитающие бездорожный песчаный путь тамошним дорогам.

Грачиные гнездовья в глухих колках теперь редкость почти музейная, потому что «Комбайн с поля — плуг в борозду!». Грач предпочитает селиться на деревенских тополях и вдоль железных дорог, потому что основной пищей — зерном — он обеспечен здесь вплоть до снегопадов и не спешит улетать на юг.

У М. А. Шолохова в «Тихом Доне» есть такие строки:

«Встает же хлеб, потравленный скотом. От росы, от солнца поднимается втолоченный в землю стебель; сначала гнется, как человек, надорвавшийся непосильной тяжестью, потом прямится, поднимает голову, и так же светит ему день, и тот же качает ветер».

В Великопетровском совхозе с ведома бывшего директора Косикова на 400 гектаров ячменя загнали 400 голов крупного рогатого скота и испепелили посев. Хорошо, за потравленный ячмень совхозный скот не молоком, так мясом воздал государству, а кому воздает личный скот, сотни голов которого не знают, что такое табун и пастух… И хоть бы тебе кто прутиком махнул выгнать: махну, а вдруг там и моя телушка. Еще обидится. Поэтому, надо думать, и провел народный контроль всего одну проверку за два с половиной года своей «деятельности». Пример частный, но далеко не единичный. Потери от потрав достигают десяти процентов. И это тоже статистика, но зачастую негласная, чтобы не портить отношений. Из-за этого «мокнут» репутации, биографии, страдают семейные бюджеты, а страдает ли бюджет государственный — о том и думки «нема ни у кого». И товарищи агрономы, давая в управления сведения о биологических урожаях, заведомо занижают их, о чем там все знают, но хоть бы кто пальцем погрозил: «Ну-ка, не балуй», потому что премии все получают за хлеб на току, и спаси и помилуй, оказаться ему тут в количестве менее 80 процентов указанного в сводках. Вот так и сходятся концы с концами, так пытаются часто искажать государственную отчетность, да землю кривой не опутаешь, хотя она и круглая.