Все о моей мафии - [15]

Михаил Швыдкой, с которым мы встречались по этому же вопросу, назвал историю эрмитажной кражи «сюжетом из Достоевского». И действительно. Интеллигентная петербургская семья: папа — доцент, историк; мама — искусствовед; сын — мальчик с высшим образованием, работавший в музее. И они совершают преступление. Но ведь что-то должно было толкнуть их на этот поступок. И толчок был. Уже после ареста Николай Завадский рассказал следователю, что в начале 1990-х он впервые пожаловался своему товарищу, доценту Санкт-Петербургского института имени Лесгафта Ивану Соболеву на нехватку денег. На что тот ухмыльнулся и произнес: «Ваша супруга сидит на корзине с золотыми яйцами, а вы сетуете на безденежье». Именно Соболев и подсказал Завадским простой и якобы безопасный путь решения финансовых проблем. К тому времени Лариса проработала в Эрмитаже почти десять лет. За этот период практически никто не интересовался ни сохранностью фондов, ни ее непосредственной деятельностью. В один прекрасный день Завадская решилась. Лариса стала выходить на работу по субботам или воскресеньям. Мотивировала это тем, что по выходным гораздо спокойнее, молчит телефон, не беспокоит начальство, да и охрана не сует нос в хранилище. А вечером муж Ларисы Николай подъезжал к Эрмитажу на машине и ждал ее у директорского подъезда. Свидетелей умиляла трогательная, семейная идиллия. И уж никто не мог представить, что именно в эти злополучные выходные Лариса выносила из музея экспонаты, об исчезновении которых сегодня узнал весь мир. Завадская предпочитала небольшие предметы, которые легко помещались в женской сумочке, их несложно было вынести. На взгляд обывателя, они не представляли большой исторической ценности: серебряные ложки, чайники, сахарницы — столовое серебро, которым забиты витрины антикварных салонов. Но. Эти вещи не зря хранились в Государственном Эрмитаже. Дело в том, что у всех этих вещей было общее название — «Подарки Николаю II». А этот факт переводил предметы совершено в другую категорию. Первые украденные вещи Завадские отдавали Ивану Соболеву. Изначально планировалось, что их будут продавать только в Москве. В Санкт-Петербурге они всплывать не будут. Это минимизировало и риск, и шанс, что ситуация получит огласку. Тогда ни о каком уголовном деле и речи быть не могло, ведь в хранилища никогда не ступала нога ревизоров. Но в народе об Эрмитаже ходили мифы и легенды, многие из которых даже легли в основу литературных произведений.

Сериал «Бандитский Петербург» смотрела вся страна. Ярким эпизодом фильма стал приход журналиста Обнорского в тюремную больницу к умирающему от чахотки антикварному вору по кличке Барон. Но мало кто знает, что у Барона был реальный прототип — рецидивист Юрий Алексеев, он же Горбатый. Кличку свою он получил за то, что на дело ходил с бутафорским горбом. Алексеев обчистил квартиры десятков антикваров. Он собрал одну из самых богатых частных коллекций Петербурга. Но никогда не связывался с ворованным из государственных хранилищ, да и сам по музеям не ходил. Это было принципиальной позицией Алексеева. В начале 90-х вор в очередной раз оказался в следственном изоляторе. В тюремной больнице врачи диагностировали у него рак легких. Жить Горбатому оставалось несколько месяцев. Именно тогда глава Агентства журналистских расследований Андрей Константинов решил навестить криминальную знаменитость в надежде, что не все тайны вор унесет с собой в могилу. Константинов показал мне отрывок из интервью с Горбатым, которое вошло в его документальную книгу «Бандитский Петербург».

«.Между нами говоря, мне всегда претил вывоз из России живописи, особенно большой и хорошей. Вот последний раз проморгал. Из запасников Эрмитажа 32 полотна XVII-XVIII века голландцев были переправлены в Аргентину. У них же в Эрмитаже 30 лет не устраивались ревизии. Представляешь, 30 лет? В запасники запускали вытирать пыль студентов, а они, бедненькие, крали там потихоньку и потом отдавали за литр пива. Да, все это я хорошо знаю и за слова свои отвечаю. Мне самому не раз предлагали вещи из запасников Эрмитажа, но я не покупал. У меня дома были только честные вещи, а из Эрмитажа вещи уходили.»

Константинов, написавший впоследствии роман «Бандитский Петербург», положил текст этого интервью в основу диалога своих персонажей — журналиста Обнорского и вора в законе Барона. Можно было бы подвергнуть все сказанное об Эрмитаже сомнению, тем более что аудиозапись разговора не сохранилась. Но был и еще один человек, встречавшийся с Горбатым. На роль Барона в сериал «Бандитский Петербург» пригласили народного артиста СССР Кирилла Лаврова. И когда на репетиции сценарист рассказывал артисту все, что знал о прототипе его героя, неожиданно выяснилось, что Кирилл Юрьевич был лично знаком с Горбатым. Конечно, я не могла пропустить этот сладкий эпизод мимо своего расследования. Мы договорились об интервью с Кириллом Юрьевичем и приехали в БДТ. Встречаясь с такими людьми, как Лавров, понимаешь, что ты прикасаешься к совсем другой эпохе, ты дышишь одним воздухом с человеком, который поистине является ее документом. Он рассказал мне о своей единственной встрече с вором Горбатым. Много лет назад осенним вечером Лавров брел по набережной. Навстречу шла пожилая пара. Сухой, долговязый старик, вполне благообразного, интеллигентного вида обратился к народному артисту: «Мы вас узнали. Видели ваши фильмы, спектакли. Нам очень нравится артист Лавров. Кстати, а Вы любите старину?» Артист действительно одно время увлекался антиквариатом, собирал монеты, покупал картины. «Если у вас есть желание, — предложил случайный прохожий, — заходите ко мне в мастерскую, там много интересного». Он достал визитную карточку и протянул ее артисту. Лавров, не глядя, сунул ее в карман и только в театре в гримерной достал карточку и прочитал: «Юрий Васильевич Алексеев, главный эксперт по антиквариату Санкт-Петербурга». Кирилл Юрьевич впоследствии пожалел, что так и не воспользовался приглашением Алексеева. Но по крайней мере он знал, что этот человек не выглядел как уголовник, и в фильме постарался наделить своего персонажа чертами прототипа. Впрочем, реакция на сериал была неоднозначная, и прежде всего со стороны руководства Эрмитажа. Лавров почувствовал охлаждение отношений с Пиотровским. Тогда никто не мог предположить, что фраза Барона о том, что из Государственного Эрмитажа еще лет двадцать можно будет воровать безнаказанно, станет пророческой. Из Эрмитажа воровали долго, но впервые об этом всерьез заговорили только восемь лет назад.