Все о челюсти и не только… - [4]

– Ай, – сказала она.

– Что, больно?

– Немного.

– Продолжаем делать перевязки, антибиотик заканчиваем, – сказал он, обращаясь к медсестре.

Она кивнула и какое-то время продолжала очень внимательно на него смотреть, будто боялась что-нибудь пропустить.

– Ну, как дела? – обратился он к Ане.

– Нормально, – кисло сказала она, – но температура, бывает, иногда до 36,9 поднимается, – а затем продолжила,– Николай Анатольевич, скажите, а когда мне зуб удаляли, там было воспаление? А то у меня температура была 39,5.

– Мы его из гноя достали. Зуб был сложный, глубоко врос… Ну что, курс антибиотика мы закончили, болей нет, состояние нормализовалось. Готовьтесь завтра на выписку.

– Как я выйду на работу? Замерзну там и все.

Он с жалостью посмотрел на нее.

– Мерзнуть нельзя. Где Вы работаете? В офисе?

– Нет. На складе.

– Мы не закроем Вам больничный и напишем, чтобы в Вашей поликлинике продлили. Будете наблюдаться по месту жительства.

Затем, обратившись к сопровождающему врачу, сказал: «Николай Николаевич, Ивановой не закрывайте». Доктор кивнул.

– Спасибо, – сказала Аня.

Очередь дошла до меня.

– А ее помнишь? – спросил он Николая Николаевича, глядя на меня.

– Помню-помню, – ответил тот, видимо вспоминая момент, когда они решали, стоит меня оперировать или нет. Тогда, разглядывая мой снимок, каждый из них высказывал свое мнение. Николай Николаевич, вооружившись авторучкой, показывал на затемненный участок: «Вероятно, там внутри есть секвестр», – сказал он.

– Возможно… надо делать ревизию челюсти, – ответил Николай Анатольевич.

Николай Николаевич согласился. Зав. отделением повернулся ко мне: «Мы сделаем Вам ревизию челюсти. Не бойтесь, сверху ничего резать не будем, все изнутри. Поднимем слизистую и будем смотреть кость».

Воображение у меня заработало, и, в красках представив нарисованную передо мной картину, я спросила.

– А она потом прилипнет?

– Кто? – не понял врач.

– Слизистая…

– Прилипнет, прилипнет, – успокоительно заверил он.

Николай Анатольевич и Николай Николаевич всегда внимательно изучали истории болезни пациентов, готовясь к операциям. Они с математической точностью старались просчитать каждый случай, и если не были уверены в улучшении, то говорили: «Операция не даст улучшения, поэтому нет смысла ее делать». Пациент, как правило, не скрывал чувства радости. Это люди, увлеченные своей работой и не мыслящие себя вне челюстно-лицевой хирургии.

Тем временем медсестра и Николай Николаевич ушли в перевязочную, а Николай Анатольевич, рассмотрев мое милое личико, попытался пошутить, передразнив меня, на что я махнула рукой и сказала, оценивая свой внешний вид: «Да вообще!».

– Ничего-ничего, – сочувственно сказал доктор, – думал, будет хуже, – затем спросил, – Снимок Вам отдали?

– Да, отдали, как же я без «портрета»?

– Дайте-ка его.

Он взял снимок и показал мне удаленный участок.

А затем продолжил: «Ну как? Болит, где болело?»

– Нет, – сказала я, – где болело, не болит. Теперь вся челюсть болит.

– Пройдет, продолжайте ходить на магнит.

Закончив обход, врач вышел из палаты. Обычно, пока он шел по коридору, многие больные обращались к нему за советом, у некоторых он сам спрашивал о самочувствии, помнил проблемы каждого и какое назначено лечение. Кроме этого к Николаю Анатольевичу практически каждый день, как к доктору Айболиту, приходили на консультацию пациенты с поликлинического приема областной поликлиники. Он никому не отказывал в помощи.

На следующий день у меня вздулось под глазом и я попросила назначить мне что-нибудь противовоспалительное. Врач сказал: «Вы выпили много антибиотиков, все они были в основном из групп фторхинолов и цефалоспоринов, давайте попробуем из группы макролидов-суммамед. Он должен снять отек». После того как он назвал такое количество групп, я посмотрела на него с возросшим уважением. Надо сказать, доктор любил сеять специфическими терминами, они, по-видимому, незаметно влились в его лексикон и составляли значительную часть его речи.

Тем не менее, Николай Анатольевич оказался прав, группа макролидов не подвела, и уже к концу следующего дня он констатировал, что отек под глазом спал. На это я радостно сказала: «Тьфу, тьфу, тьфу!!!» Чувство благодарности переполняло меня: «Спасибо Вам», – сказала я.

– Ну что? Болит, где болело? – спросил он.

– Нет. Не болит.

Врач радостно улыбнулся: «Ну, хорошо». Ощущение, что все скоро нормализуется, меня не покидало.

Аня в этот день готовилась к выписке. Ей не хотелось расставаться с нами, поэтому мы ее утешали, как могли. Зашел врач.

– Ну что? Как дела? Готовы на выписку?

Она кивнула.

– Ну, давайте, поправляйтесь, – пожелал он.

– Спасибо большое. До свиданья.

– Нет-нет. Никаких до свиданья. Хирургам не говорят до свиданья.

– Да, конечно. Тогда всего доброго.

– Всего доброго, – ответил врач и вышел.

– Ничего, – сказала я Вике, – скоро и нас вылечат.

В этот же день прооперировали еще одну женщину из нашей палаты. Ей врач удалил из гайморовой пазухи кисту и вросший в пазуху, воспалившийся корень зуба мудрости. Надо сказать, что у нее потом очень быстро все зажило. Но когда ее привезли после операции, она долго отходила от общего наркоза.