Все наши ложные «сегодня» - [104]

Сукин сын даже не намекнул мне о том, чему я подвергнусь.

Я стою как столб, держа в руках машину времени, и Лайонел смотрит на меня в упор.

– Надеюсь, что пока вы будете добираться до пункта назначения, вы поймете, почему я сделал все это, – с пафосом произносит он.

Затем Лайонел издает поразительные, почти нечленораздельные звуки, которые звучат как абракадабра.

– Янем етитсорп, – булькает он.

И с этими, с позволения сказать, словами Лайонел отсылает меня в прошлое.

Я предполагал, что буду чувствовать примерно то же самое, что при использовании отцовского аппарата. И действительно, сначала у меня возникает ощущение падения спиной вперед в чрезмерно растянувшемся моменте противоборства между равновесием и силой тяжести. Но головокружительный, выворачивающий тело наизнанку водоворот сенсорных ощущений так и не наступает.

Зато я вижу Лайонела, который делает немыслимые пассы и нервно подергивается.

Он продолжает пялиться на меня, а затем открывает рот, как-то странно выворачивая челюсть.

– Простите меня, – доносится до меня его голос.

Я хочу огрызнуться, что его извинения никому не нужны, но я парализован. Мои губы не шевелятся. Мои глаза не мигают. Я могу лишь таращиться прямо перед собой.

– Отэ есв лаледс я умечоп етемйоп ыв яинечанзан аткнуп од ясьтарибод етедуб ыв акоп отч ьсюедан, – добавляет Лайонел.

Похоже, он говорит задом наперед.

Я шокирован до предела. Неужто Лайонел решил вдобавок еще и подшутить надо мной? Но ведь свое извинение он произнес задом наперед специально и, похоже, дал мне подсказку.

А что в таком случае означает фраза: «Надеюсь, что пока вы будете добираться до пункта назначения, вы поймете, почему я сделал все это»?

Путешествие во времени с использованием машины моего отца происходило мгновенно. О том, чтобы «добираться до пункта назначения» несколько минут или часов, и речи быть не могло. Ты был в настоящем и сразу оказывался в прошлом.

Но сейчас – другое дело!

Это перемещение исчисляется даже не микросекундами. Проходят самые настоящие секунды, одна за другой, тик-так, только наоборот. Я наблюдаю за своими неестественными движениями. Слышу скачущие, иностранные, на слух, фонемы, которые изрыгаем мы с Лайонелом в ходе разговора, предшествующего включению устройства.

И меня наконец озаряют первые проблески понимания того, что Лайонел по-настоящему поворачивает время вспять.

Меня пробирает животный ужас, и я тщетно пытаюсь с ним справиться.

Ведь не может все это происходить в режиме реального времени, верно? Движение ускорится в любое мгновение, в любое мгновение, в любое мгновение, в любое мгновение, в любое мгновение.

Ничего подобного не происходит.

Вот о чем Лайонел не дал себе труда упомянуть – мне предстоит возвращаться в прошлое, отматывая назад каждую секунду в течение пятидесяти одного года. И хотя столь концептуальные понятия, как минуты и часы легко представить себе совсем или почти лишенными продолжительности, но как абстрактные человеческие понятия они совсем не таковы.

Я смотрю, как мы с Лайонелом беседуем в куполообразной комнате, и слушаю движущийся в обратную сторону диалог. Но слежу за картинкой без особого внимания. Я до сих пор надеюсь, что события ускорятся, я провалюсь во временную червоточину и с головокружительной быстротой окажусь в пункте назначения.

Поэтому я пропускаю последнее явление моей персоны – последнее на пять десятков лет.

Платформа, на которой установлен Двигатель Гоеттрейдера, опускается в подвальное помещение без окон, откуда и питает энергией мирок Лайонела. И я попадаю туда же, застывший в том положении, в каком был в миг включения машины времени. Я словно прикован к Двигателю незримыми и неощутимыми наручниками. Я держу прибор, как курьер, доставивший посылку к чьей-то двери. Я не перемещаюсь назад во времени. Я следую за Двигателем Гоеттрейдера, который совершает обратный путь в своей истории, сматывая нить тау-радиации, будто скачущий чертик на резинке.

А потом я никого не вижу, и по моим ощущениям это длится многие месяцы. Похоже, Лайонел редко навещал свое детище. Да и зачем ему лишний раз появляться в секретной лаборатории, если все идет должным образом? Он проверяет машину пару-тройку раз в год, и каждое посещение бывает кратким и будничным: пробегает взглядом по циферблатам приборов, кивает и удаляется. Причем, кроме Лайонела, здесь никто не бывает. Лайонел не доверяет никому, что легко понять, поскольку машины времени на дороге не валяются, не так ли?

Я бы точно свихнулся, если бы не Пенелопа.

Не Пенни – Пенелопа. Ведь именно она между делом рассказала мне, как справляется с тренировочными заданиями, разбивая каждую техническую процедуру на дискретные задачи и отсчитывая их по секундам. Пенелопа косвенно помогла мне взять контроль над бескрайним, текучим и бурным временным потоком.

Поэтому я и смог остаться в своем уме на протяжении первого десятилетия. Или, по крайней мере, я был более-менее адекватным, учитывая обстоятельства, которые человеческий разум не приемлет априори.

В общем, Пенелопа Весчлер сделала для меня то, чего я не смог сделать для нее: она спасла меня.