Все наладится! - [44]

Той ночью Грейс проснулась от едкого запаха дыма, спустилась вниз и обомлела: гостиная была охвачена пламенем.

– Габриэль! – закричала она, подбежала к дивану и принялась трясти мужа, пытаясь разбудить. Кое-как вытащив его во двор и бросив бесчувственное тело на лужайку, Грейс вернулась в дом, но было поздно – огонь уже распространялся по коридору.

В отчаянии Грейс выбежала из дома, бросилась к окну детской и попыталась открыть, однако рама не поддавалась. В панике оглядевшись по сторонам, она споткнулась о садовый стул, не помня себя, схватила его и кинула в окно.

Дальше все было как в тумане. В ушах стоял рев пламени, пожирающего дом, глаза резало от слез и едкого дыма… Прибыли пожарные; кто-то набросил на плечи одеяло; маленькая Джастина, всхлипывая, уткнулась ей в грудь.

Когда от дома остались лишь тлеющие угольки, к ней подошел санитар, чтобы осмотреть ее раны. Все еще в трансе, Грейс судорожно вцепилась в Джастину – еле уговорили передать ребенка соседке.

– У нее многочисленные порезы и осколки стекла в ранах – надо везти в больницу, – сказал санитар. Только тут она почувствовала острую боль в руках и в ногах, влажных от крови.

Их приютила Хелен, старшая сестра Грейс. Через пару дней объявили результаты расследования: Габриэль заснул и уронил зажженную сигарету, отчего загорелись занавески. В каком-то смысле им даже повезло: если бы окурок упал на диван, поролон вспыхнул бы моментально, и они не успели бы выбраться.

– Да уж, повезло… – пробормотал Габриэль и вышел.

Не выдержав пристального взгляда Хелен, Грейс разрыдалась и призналась во всем. Выслушав до конца, сестра резюмировала:

– Если бы твоя дочь вчера погибла, виноват был бы он. Если она погибнет завтра, виновата будешь ты.

Когда Габриэль, спотыкаясь, вернулся из паба, дверь ему не открыли. Хелен вышла лишь на минуту, чтобы передать письмо от Грейс, полное боли и любви: она просила его не возвращаться до тех пор, пока он не перестанет пить.

Габриэль пытался ее переубедить, но Грейс держалась твердо благодаря поддержке сестры. Она уже и забыла, каково это: просыпаться по утрам и не бояться предстоящего дня, спокойно ходить по дому, не отворачиваясь при виде пьяного тела на диване. Когда Джастина спрашивала, где папа, Грейс отвечала, что он скоро вернется.

Она искренне в это верила.

В гостях у бабушки Робби придирчиво отобрал на огороде две большие тыквы – одну для себя, вторую для мамы. Предвкушая увлекательный вечер, они вернулись домой и обнаружили на крыльце коробку.

– Ой, что это? – удивился Робби.

– Похоже, посылка.

Не успела Меган выключить мотор, как сын выскочил из машины и кинулся к загадочной коробке.

– Смотри, это мне! – воскликнул он, прочитав адрес. – Из Орегона… От папы!

– Здорово! – отозвалась Меган, пряча изумление.

Забрав из машины тыквы, она вышла на кухню, где Робби нетерпеливо вскрывал посылку. Вдруг он замер, и радостная улыбка сползла с его личика.

– Что такое, малыш? – встревожилась Меган и заглянула в коробку. Там оказалось имбирное печенье в форме привидений, тыкв и кошек, украшенных глазурью; все было тщательно упаковано и разложено с большой заботой.

– Это не папа, – бесцветным голосом констатировал Робби. – Это она послала.

– Откуда ты знаешь, может, он их купил? – Меган достала из коробки оранжевый конверт. – Смотри, тут еще письмо.

Робби нехотя разорвал конверт, прочел открытку и швырнул обратно.

– Я же говорил – от нее!

– Робби… – начала было Меган, но сын, поджав губы, выбежал из кухни; вскоре наверху хлопнула дверь детской. С упавшим сердцем она достала из коробки праздничную открытку с веселым стишком. На обратной стороне круглым почерком Джины было написано: «С любовью от папы и Джины».

Меган в нерешительности опустилась на стул. Даже открытку не смог подписать! Ну что ему стоило потратить какую-то несчастную минуту! Лучше бы Джина вообще ничего не посылала… Вздохнув, она вложила открытку в конверт и собрала с пола обертку, затем достала из коробки симпатичное привидение, поднялась наверх и постучала в дверь. Ответа не последовало.

– Можно?

– Я занят, – раздался из-за двери приглушенный голос с нотками слез.

– А, ну ладно. – Меган помедлила, соображая. – Тогда пойду ужин готовить. Не хочешь пока печеньку – заморить червячка?

– Ты же не разрешаешь мне портить аппетит!

– Разок можно.

– Не хочу я твоих дурацких печенек!

– Тогда я съем одну, ладно?

Молчание.

– Мне все равно.

– Спасибо. – Меган откусила призраку голову. – М-м-м, вкуснятина!

– Вот и забирай себе!

– Куда мне столько – меня стошнит! – Она откусила еще кусочек. – Ну, тогда после ужина чай с ними попьешь.

– Не надо мне от нее ничего!

– Ладно, пойду на кухню.

Меган подождала еще, однако продолжения не последовало, и она решила оставить сына в покое.

К ужину Робби вышел с красными от слез глазами, молча проглотил свою порцию и встал из-за стола, не убрав посуду. Это было тревожным знаком: домашние обязанности мальчик выполнял настолько дисциплинированно, что даже в кафе автоматически хватался за грязные тарелки.

Прибравшись на кухне, Меган предприняла еще одну попытку. Постучав в дверь детской, она спросила, не хочет ли он вырезать фонарик из тыквы.