Все началось с велосипеда - [6]
— Мы тебя тоже примем в комитет… Если заслужишь! — сказал или, вернее, крикнул Саша, потому что мы все не разговаривали, а орали, чтобы заглушить стрекотание мопеда.
— А вы чем заслужили?
— Поступками! — крикнул Саша.
— Какими?
— Скоро узнаешь!
— Ты расскажи ему, как у нас всё началось, — вмешалась Липучка.
«Заботится! Хочет, чтобы я обо всём узнал по порядку, с самого начала!.. — От этих мыслей мне почему-то стало очень приятно. — А хорошо, когда тебя любят!» — подумал я.
— Всё началось с велосипеда! Вот с этого самого! — крикнул Саша.
— То есть с мопеда?
— Нет, он ещё тогда был велосипедом. Это уж мы потом его сами в мопед переделали и коляску приспособили… Его Андрей Никитич своему племяннику подарил. Как совсем сюда переехал, так и подарил: врачи-то ему самому кататься запретили. Понятно?
— Понятно. А разве у него тут есть племянник?
— Есть! Кешка-Головастик… Только ты его в прошлом году не видел: ты к дедушке приезжал, а он к бабушке уезжал…
— Головастик?
— Прозвище такое. У него голова большая, лобастая, и всё время из неё всякие идеи наружу выскакивают. Кешка за один час столько всего напридумать может, что тебе и за год не придумать!
— А тебе?
— И мне тоже…
Мне почему-то было неприятно, что Саша в присутствии Липучки нахваливает какого-то незнакомого мне Головастика.
— Противное прозвище! Головастик! — прокричал я, заглушая стрекотание мопеда. — Лягушечье какое-то…
— Ой, Шура, ты не прав! — снова вмешалась Липучка. — Это же от слова «голова» происходит, а голова — самое главное в человеке!
— Главное — это сердце! — неожиданно для самого себя возразил я. — Душа должна быть у человека!..
Эти мои слова произвели на Липучку большое впечатление, — она замолчала и даже перестала ёрзать на своём неудобном сиденье. А Саша продолжал:
— Всем на этом новеньком велосипеде покататься хотелось! Мы даже расписание завели: кто за кем катается. И Кешка-Головастик тогда придумал… «Давайте, — говорит, — детский общественный транспорт создадим! Общий гараж устроим, свезём туда все велосипеды: и двухколёсные, и трёхколёсные, — и самокаты тоже, и педальные автомобили… И все будем пользоваться поровну!» Так мы и сделали! У нас старый сарай был, в котором раньше дрова хранились, — мы его подремонтировали и в гараж превратили. Понятно?
Мне было не очень удобно слушать Сашу, потому что стрекотал мопед, посвистывал ветерок и я всё время сидел «в профиль», не поворачивая головы. И всё-таки я не пропускал мимо ушей или, вернее сказать, мимо своего левого уха, находившегося по соседству с Сашей, ни одного слова. А Саша, который всегда был таким сдержанным и немногословным, тут вдруг никак не мог остановиться — всё продолжал рассказывать:
— Много разных названий для гаража перебрали: «Наш транссарай», «Садись — и катись!», «Наши общие колёса!». Вот на этих самых колёсах и остановились. Теперь на всех наших самокатах, велосипедах и мопедах прямо так и написано: «Наши общие колёса!» Ну, как они везут, «общие колесики»?
— Хорошо-о!
— То-то!.. Нас за это самое дело и в комитет приняли. И мы стали «чоковцами»!
— Чокнутыми сделались?
— А ты не повторяй за Липучкой вслед… Чокнутыми быть не так плохо. Смотря на чем чокнуться! Ты думаешь, мы только катаемся? Как бы не так! Мы и пассажиров, когда надо, со станции перевозим. Для этого самого и коляски приделали. Понятно?
— И всё у нас началось с велосипеда! — гордо подтвердила Липучка.
— А что ещё впереди будет! — прокричал Саша. Но что именно «будет впереди», я на этот раз узнать не успел, потому что «общие колёса» вкатили нас в Белогорск.
ИСТОЧНИК ПОЛНОТЫ
«Всё течёт, всё изменяется»… Я это часто слышал… А вот река Белогорка текла и ничуть не изменялась. Она так же, как и раньше, беззаботно петляла между зелёными холмами, которые отражались в ней вместе со всем, что на них было: с белыми домиками, и ленивым, пятнистым стадом коров, и даже вместе с нашим мопедом, который остановился на зелёном склоне.
По-прежнему над берегом нависала песчаная глыба ржавого цвета, напоминавшая вытянутую к реке огромную собачью морду. Но на самом берегу Белогорки всё переменилось: там почти не было видно чистого, словно аккуратно промытого, песка, на котором мы загорали и просто так валялись прошлым летом: весь берег был прямо сплошь покрыт или, как говорят, усеян отдыхающими.
— И что это они вдруг понаехали? — удивлялся я. В прошлом году «дикарей» было не очень много. А тут прямо целое «дикарское племя» с пледами, зонтиками и самодельными тентами расположилось по обе стороны от песчаной глыбы. Какой-то паренёк в красных трусиках лежал на самом носу сказочно огромной песчаной морды.
— Ой, смотрите! — вскрикнула Липучка. — Кешке-Головастику места на пляже не хватило.
— Про наш Белогорск заметка в газете была, — слезая с мопеда, деловито сообщил Саша. — Будто у нас тут разные полезные источники…
— И даже источник красоты! — вставила Липучка. — Во-он, видишь, ручеёк из-под глыбы пробивается — так к нему отдыхающие по десять раз в день ходят. Женщины, конечно… Умываются! Прямо с ума сходят: все красавицами хотят быть!
— «С ума сходят»… — проворчал Саша. — А ты-то сама не сходишь? Веснушки кремом каким-то сводить вздумала! А вместо них вон пузырьки повыскакивали… Ещё хуже стало!
