Всё началось, когда он умер - [11]

Поддерживало Катю только то, что красивые, веселые, щедрые мужчины не были сказочными персонажами. Их каждый день по телевизору десятками показывали. И не привидения, а земные женщины сплетничали с подругами в шикарных квартирах и отдыхали на райских островах от домашнего рая. Оправдывали существование косметических салонов и фитнес-клубов, разбивали «Мерседесы» и тщательно прихорашивались перед родительскими собраниями в частных школах. Катя с людьми жила и работала. Насмотрелась сериалов по телевизору, конечно. Но наслушалась-то всякого наяву. Не могли же девчонки из общаги приписывать своим одноклассницам и дальним родственницам такие удачи и победы. Себе, возможно, а им — нет.

Однажды Анна Юльевна пыталась тактично выпытать у незадачливой Трифоновой, на что, собственно, она ловит состоятельного мужчину. «Да не ловлю я», — удивилась девушка. Доктор Клунина подумала, скрытничает. И еще, если честно, что наживки действительно нет. А медсестра Трифонова никогда не смотрелась в зеркало с целью повздыхать из-за крупноватого носа. Не сравнивала свои бедра с бедрами девушек с обложек. И никогда не представляла себя звездой шоу-бизнеса в зените славы. «Каждой твари — по паре», — провозгласила Катя, таинственным образом уверившись в том, что ни внешность, ни ум, ни характер женщины не влияют на мужской выбор. Многие так себя мысленно или вслух подбадривают. Но эта странная девица так жила. Во вмешательство высших сил Катя тоже не верила. Деньги признавала катализатором мужского чувства, но не более того. Любовь с браком и сексом не путала. Романтическим истеричкам советовала: «Берите частями. Что сегодня попалось, то и хорошо. Зачем вам все сразу и немедленно? Жизнь — штука длинная и пустая, ее все время надо чем-то наполнять. И не бойтесь принять одно за другое. Обознаться — самое интересное». Это высказывание даже притворявшихся романтическими истеричками проституток коробило. А Катя жила себе поживала и не собиралась наживать добра в одиночку. Пока один из приятелей, обозвав ее динамисткой, не бросил: «Я повесился бы, окажись таким неустроенным, одиноким и бесперспективным, как ты».

Парню тогда небо с овчинку казалось, его за долги запросто могли пристрелить. Вот он и позавидовал Катиной безмятежности. Стоит человеку убояться смерти, как иссякает его терпимость к ближнему. Его непреодолимо тянет высказать все, что подумалось про людей в дурную минуту. Усилием воли, привычкой быть живым, надеждой на чудо сдерживаются с теми, от кого зависят. А с зависимыми и случайными встречными не церемонятся. Перед этими, даже если не умрешь нынче вечером, завтра можно не извиняться и не пытаться ничего в отношениях исправить. Словом, запаниковавший должник не пощадил Катю Трифонову.

Она обругала бы его привычным набором выражений и забыла о нем. Но, как на грех, была влюблена в этого психопата до икоты. Икала, бедная, и страстно шептала: «Вспоминает». Она истратила аванс с зарплатой на самое дорогое базарное белье и выскребала чужие кастрюльки в общежитской кухне. Она укоротила юбку. И, встретившись с ним, ждала не такого признания. Выслушала молча, и на следующий день ее, ослабленную муками, свалил грипп. Провалявшись неделю на несвежих простынях, Катя отчаянно загоревала. В неуюте бессонницы она представляла себе, как поднимается в лифте со своего четвертого этажа на девятый, выходит на общий балкон, раздвигает сохнущие на веревках трусы, лифчики и… Дальше представлять было нечего.

— Я, Кать, дважды травилась — таблетками и газом, — призналась выбранная в исповедницы Алла Павловна. — Ты только никому не говори, а то девчонки скажут: «Даже подохнуть не может, лохушка». Они меня и так совсем не уважают. Знаешь, все что я помню — жуткие судороги в руках и ногах. А потом в больнице посмотрела, сколько нас, попытавшихся совсем уйти. С нами там психиатр работал, хоть и называл себя психотерапевтом, чтобы мы его не боялись. Здорово помог. Ты же медик, тебе не трудно будет попасть на прием к такому специалисту. Начни лучше с этого.

— Чтобы научил умирать наверняка? — засмеялась Катя.

Алла Павловна тоже заставила себя засмеяться.

Психиатра в поликлинике не было, а к психотерапевту Катя не пошла. Нуждающихся в утешении со всех участков пользовала опрятная, мягкая, разговорчивая женщина средних лет. Катя часто слышала из-за двери ее кабинета тягучую медитативную музыку. А однажды громкий диалог с пациентом:

— Вы сами будете над собой работать.

— А что вы будете делать, доктор?

— Помогать вам.

— Нельзя ли наоборот?

Девушка навела справки, и коллеги охотно рассказали ей о двух разводах, трех местах подработки и заброшенном ребенке чудесницы, бравшейся возвращать людям покой, а то и распалять жажду жизни.

С вызубренными за Анной Юльевной словами «врач, исцелися сам» Катя отправилась к экстрасенсу. И выдержала три сеанса. Сначала разобрались с какими-то семью каналами. Потом наблюдала за рамкой, медленно вращающейся над страницами толстой книги. И, наконец, молодой еще, но изможденный человек преподал Кате науку впередсмотрящих, чтобы больше не спотыкалась. «Когда вы хотите есть, Катюша, вы ведь заглядываете в холодильник, а не в помойное ведро, — смело предположил он. — Вот и не копайтесь в прошлом, в свалке неудач».