Все мы творения на день и другие истории - [12]

Когда мое состояние улучшилось, я поступила в университет, и на занятиях по музыке я вскоре узнала, к своему удивлению, что у меня есть талант к игре на виолончели, недостаточный, правда, чтобы выступать, но достаточный, чтобы преподавать, и с тех пор я стала учителем игры на виолончели. Павел, мой муж, был одним из моих первых учеников. Хуже виолончелиста я никогда не видела, но он замечательный человек и, как выяснилось позже, очень умный и успешный бизнесмен. Мы полюбили друг друга, он развелся с женой ради меня, и мы поженились, и сейчас у нас длинная чудесная жизнь вместе.

— Довольно кратко и понятно, Наташа. Спасибо.

— Как я уже сказала, я репетировала это в своей голове много раз. Теперь вы поняли, почему я не хотела, чтобы вы перебивали?

— Да, я понимаю. Ну что ж, давайте теперь вернемся в музей в Вашингтоне. Кстати, если я использую слова, которые вы не понимаете, пожалуйста, остановите меня и скажите об этом.

— До сих пор я все понимала. Мой словарный запас хорош, и я прочитала много американских романов, чтобы поддерживать свой английский. Прямо сейчас я читаю «Хендерсон, король дождя».

— У вас хороший вкус. Это одна из моих любимых книг, и Беллоу — один из наших великих писателей, хотя он и не Достоевский. Но вернемся к выставке, к тому, что вы сказали, и я могу представить, как эмоционально, должно быть, все это было для вас. Скажите мне точно, что именно произошло. Вы сказали, что вы вошли, ища Сергея, мужчину, который, как вы сказали, «является любовью вашей жизни»?

— Да, я совершенно уверена теперь, что Сергей был моей повесткой дня, моей секретной повесткой дня, когда я зашла на выставку. И я имею в виду секрет даже от себя самой. Любовь всей моей жизни не обязательно означает моей сознательной жизни. Вы, известный психиатр, должны понимать это.

— Меа culpa.

Я находил ее мягкие выпады очаровательными и оживленными.

— Я прощаю вас, но только единожды. Теперь к моему посещению выставки. Там демонстрировалось много ранних русских плакатов из Большого театра и из Кировского, и один из них, висевший у входа, был потрясающей фотографией Сергея из «Лебединого озера», летящего в воздухе, как ангел. Изображение было несколько размыто, но я уверена, что это был Сергей, хотя его имя не было указано. Я часами ходила по выставке, но не было никакого упоминания его имени, ни одного-единственного. Вы можете в это поверить? Сергей был как бог, и вот теперь его имени больше не существует… Теперь я вспомнила…

— Что? Что вы вспомнили?

— Вы спросили, когда я впервые начала терять себя. Это произошло тогда. Я помню, что я уходила с этой выставки, как будто я была в трансе, и вот с тех пор я перестала себя чувствовать.

— Вы не помните, не искали ли вы что-то для себя в музее? Фотографий или упоминаний о вашем имени?

— Я не очень хорошо помню тот день. Поэтому я должна восстановить это. Это правильное слово?

— Я понял его. Вы должны реконструировать это.

— Да, я должна реконструировать то посещение. Я думаю, что я была настолько в шоке от того, что имя Сергея не было включено в экспозицию, что я сказала себе: «Если его там нет, то, что же тогда говорить обо мне?» И, возможно, я робко искала саму себя. Там было несколько недатированных фотографий из «Жизели» в «Ла Скала» — два сезона я там исполняла партию Мирты, и помню, я так пристально рассматривала эти фотографии, что мой нос коснулся одной из них, и ко мне подбежал охранник, сердито посмотрел и, указав на воображаемую линию на полу, сказал, чтобы я не пересекала ее.

— Это кажется такой обычной человеческой вещью искать себя на этих исторических фотографиях.

— Но по какому праву я должна искать себя? Повторю — я думаю, что вы это не уловили. Вы не слушаете. Вы не поняли, что Сергей был богом, он парил над нами в облаках, и все мы, все остальные танцоры, смотрели на него, как смотрят дети на величественный дирижабль.

— Я озадачен. Позвольте мне суммировать то, что я узнал на данный момент о Сергее. Он был великим танцором, и вы вдвоем танцевали вместе в России, затем, когда он сбежал танцевать в Италию, вы выбрали поехать с ним, а затем вышли за него замуж. Потом, когда вы заболели подагрой, он тотчас бросил вас и взял себе другую женщину, и в этот момент вы были настолько выбиты из колеи, что полоснули его разбитой бутылкой. Все верно?

Наташа кивнула.

— Верно.

— После того как вы уехали из Италии с тетей, какие дальнейшие контакты у вас были с Сергеем?

— Никаких. Ничего. Я никогда не видела его снова. Никогда больше не слышала о нем. Ни одного слова.

— Но вы все время думали о нем?

— Да, сначала, когда я слышала, как упоминалось его имя, я зацикливалась на нем и должна была стукнуть себя по голове, чтобы нокаутировать его в моем мозгу. Но, в конце концов, я вычеркнула его из своей памяти. Я отрезала его.

— Он причинил вам большой вред, и вы вырезали его из вашей памяти, но на прошлой неделе вы пошли на эту выставку в Национальную галерею, думая о нем как о «любви всей вашей жизни», искали его и затем вырастили в себе возмущение, что он был упущен из виду и забыт. Вы можете видеть мое недоумение.