Все мы только гости - [4]

Когда Лина приезжала сюда в последний раз, Сережа показался ей совсем взрослым дядькой, почти старым. Он уже тогда занимался бизнесом, а теперь вот стал политиком местного масштаба.

– Ну, криминальным – не криминальным, а на честные деньги хоромы не выстроишь. Ладно, бог с ним, давай чай пить. Выключай чайник, кипит.

Пироги оказались очень вкусными, и разговаривать с соседкой было легко, и старый сад за окном навевал безмятежное спокойствие. Тоскливое одиночество, к которому Лина почти привыкла за многие годы, отступило, и она впервые за все последнее время почувствовала себя почти счастливой.

Внезапно разразилась июльская гроза, пришлось спешно закрывать окна, и Лина радовалась, что тетя Клава побудет с ней еще. Хотя бы пока не стихнет дождь.

Тамара шла к дому по длинной дороге вдоль железнодорожных путей, за которыми начинались желтеющие поля. Подумала, перешла через рельсы, спотыкаясь на остром щебне, и, оказавшись на узкой тропинке, скинула босоножки и пошла босиком, как недавно Лина.

В детстве она часто ловила себя на том, что старается быть похожей на Лину, и ужасно на себя злилась. Ей хотелось, чтобы та ей завидовала, чтобы Линка старалась быть на нее похожей, а выходило как раз наоборот.

Тамара приезжала сюда, привозя кучу отличных шмоток, – мама, до перестройки работавшая продавщицей в булочной, с наступлением новых времен занялась собственным бизнесом и дочь одевала как картинку. Бизнес был, конечно, так себе – «челночный», мать возила из Турции одежду и сама же ее продавала на рынке. Но деньги, по тем нищим временам немалые, в семье водились.

Тамара меняла платья и туфли, а Лина ходила в дешевых шортах, переделанных из старых джинсов, и была вполне довольна жизнью. В конце концов Тамара тоже обрезала себе джинсы, за что мать долго ей потом выговаривала, а платья так и висели в тесном бабушкином шкафу.

Вот и сейчас она жалела, что напялила босоножки, в которых невозможно ходить по российским дорогам, а еще больше – что у нее вообще нет босоножек без каблуков, как у Линки.

Впрочем, сейчас ей не до нее. Ей есть о чем подумать и помимо давней подруги.

Цель Тамара определила себе четкую – выйти замуж за Сергея Михайловича Овсянникова, полноправного хозяина окрестных земель. Мысль эта зародилась несколько лет назад, когда Сережа из бизнесменов средней руки подался в не ахти какие на фоне крупных городов властные структуры. Но тогда Тамара рассматривала этот вариант как запасной, тогда она еще пыталась устроиться у себя, в большом областном центре, но подходящего бизнесмена не находилось, молодого политика тоже, а все то, что попадало под руку, слова доброго не стоило. Такая же голь перекатная, как она сама.

Не ко времени приехала Лина, совсем не ко времени. Сережа Линку всегда выделял, нравилась она ему, по-взрослому нравилась, это Тамара отлично помнила. Она такие вещи всегда замечала, даже девчонкой. Хорошо, что Лину он совсем не интересует, в этом Тамара и тогда не сомневалась, и сейчас.

И все-таки не ко времени она приехала. Не нужно Тамаре, чтобы кто-то мог отвлечь Сергея, даже не желая этого.

Встретиться с Овсянниковым Тамаре было необходимо, причем как можно быстрее. И не только потому, что очередной отпуск проходил, а цель все так и оставалась целью, ни на сантиметр не приближаясь.

Главное заключалось в другом.

В том, что его хотят убить.

После грозы воздух стал особенно чистым, легким. Откуда-то доносился запах душистого табака, еще каких-то цветов. Сад почти не изменился, Лина собрала сбитые грозой яблоки, сорвала пригоршню вишни и съела. Ягоды совсем созрели, нужно обобрать и сварить варенье.

Она еще побродила по саду, несколько раз подойдя к старой раскидистой яблоне-китайке. Дерево было кривое, однобокое, большая боковая ветка отпилена и замазана коричневой краской.

К вечеру стало прохладно. Лина вернулась в дом, прикрыла окна, растянулась на диване и, пощелкав пультом, включила телевизор. Телевизор был большой, плазменный, родители купили его совсем недавно, в прошлый отпуск.

Смотреть, как обычно, было нечего, Лина остановилась на историческом фильме про какого-то вероломного английского короля и неожиданно увлеклась. Король менял любовниц, объяснялся в любви собственной жене, воевал, казнил, миловал и оставался умопомрачительно мужественным.

Костины шаги она узнала, едва заслышав легкий скрип под окнами. Потом слушала, как он вытирает ноги о коврик на полу прихожей, и сразу перестала понимать, что происходит на экране.

Она не пошевелилась и не смотрела на него, и все-таки знала, что он замер в дверном проеме. Выключила телевизор, когда молчание стало совсем невыносимым, и наконец повернулась к нему:

– Что, Костя?

Он молчал, глядя мимо нее. Сцена получалась поразительно пошлая.

– Лина… Я все эти годы жалел…

– Не надо, Костя, – перебила она, удивляясь, что видит в нем совсем чужого человека. – Я ни в чем тебя не виню. Мы были детьми, мало ли кто кому нравился в юности. Ты же не бросил меня с младенцем на руках. И вообще, я больше не желаю об этом говорить.

– Не буду. Только… я хочу, чтобы ты знала, ты – самое светлое, что у меня было в жизни.