Все мы родом из детства - [25]

А потом однажды Наталья увидела его во дворе. Он вез инвалидную коляску, а в коляске сидела девушка из окна и прижимала к себе деревянный складной мольберт.

– Я умру, если ты не скажешь, – сказала ему вечером мать.

– Ее зовут Вера, она живет в 47 квартире, ей двадцать лет, – тоном работника отдела кадров отчитался Тарас. – Она не может ходить. Она тоже любит рисовать. Я отвез ее в лавру. Она там сделала эскизы… Да. Вере очень понравился ее портрет. Она передает тебе спасибо за то, что ты меня надоумила подарить его ей.

Я вытащила из-под бумажек давний рисунок Тараса и ткнула пальцем в ван-гоговские завитки небесно-космических вихрей.

– Я эмбриолог в прошлом, – сказала я Наталье. – А иначе бы нипочем не догадалась. Смотрите сюда: вот здесь, внутри завитков, кто это?

– Младенчики в утробе! – ахнула, приглядевшись, Наталья и прижала ладони к щекам. – Что ж это?..

– Не знаю. Может быть, братья и сестры, о которых он всегда мечтал, как и вы, Наталья?

– Я подумаю, – помолчав, сказала женщина. – С Тарасом в последнее время стало легче. И, в конце концов, по нынешним временам не так уж и поздно…

«Иакова я возлюбил»

Девочка была низенькая, полная, коротконогая, с прямыми темными волосами, открытым, но низким лбом и маленькими красноватыми глазками, которые ее недоброжелатель непременно сравнил бы со свинячьими. Улыбка у нее была добрая, но зубы явно плохие.

– У меня есть сестра, старше меня на два с половиной года, – сказала моя посетительница, представившаяся Машей. – Ее зовут Таня. Вот ее фотография.

Уже почти обо всем догадавшись, я хотела было отказаться от фотографии Тани, пробормотав что-то вроде: ко мне пришла ты, давай о тебе и поговорим, что мне до Тани… – но Маша буквально всунула ее мне в руки.

Я, естественно, посмотрела. И вопросов у меня практически не осталось – Таня оказалась высокой стройной красавицей с огромными фиалковыми глазами и пепельными локонами. Бедная Маша… Но, может быть, эта Таня все-таки глупа? (Должна же быть в мире хоть какая-то справедливость!..)

– Таня всегда хорошо училась, – развеяла мои предположения Маша. – Не отличница, нет. Она на этом не циклится, у нее всегда было много других увлечений. Ей просто все легко дается. Взглянет один раз на параграф на перемене перед уроком – и готово. Зубрилка в нашей семье – это я. Меня еще первая учительница научила, сказала: у тебя, Маша, все получится, но придется задницей брать. С тех пор и зубрю… У меня троек почти нет, но вот задачи по физике, химии и алгебре… если бы Таня мне по сто раз не объясняла, не знаю, как бы я вывернулась…

Рассказчиком Маша оказалась прекрасным, язык ее для четырнадцатилетней девочки был очень образен и богат (я даже предположила, что вся история сестер много раз проговорена ею про себя). У меня на душе скребли кошки, я мысленно отпускала весьма нелестные эпитеты в адрес родителей.

Таня родилась прелестным эльфом. Когда она оказалась еще и носителем ранней детской одаренности (в два года декламировала детские стишки, в пять – охотно и с выражением читала вслух сказки младшей сестре), родители и все родственники просто обомлели и не вышли из этого обомления до сих пор. Рождение некрасивой, не очень здоровой тугодумки Маши в семье все воспринимали чуть ли не как закономерность (ну не может же быть в одной семье два таких ребенка, как Таня!). Отец ласково звал Машу «Чернавкой». Скорее всего, само наличие Маши спасло Таню от явно угрожавшей ей звездной болезни. Старшей постоянно напоминали: ты звезда, мы тобой гордимся и восхищаемся, но младшая не может, не умеет, ее надо ждать, лечить, учитывать то, что она не может так же ловко двигаться и соображать так же быстро, как ты…

Таня всегда учитывала. Ждала и помогала залезть. Отдавала игрушки и сладости, которые ей дарили в избытке. С игрушками она почти не играла, предпочитая книжки, телевизор, а потом и Интернет, а сладости просто не любила. Маша лопала за двоих и всегда была пышкой, но родители и не думали ее ограничивать – должны же быть у этого «неудачного» по сравнению с великолепной Таней ребенка хоть какие-то радости. Обладающая безупречным вкусом, с детства занимавшаяся бальными танцами, старшая охотно делилась бы с младшей сестрой и своими красивыми нарядами, но это было невозможно – уже лет с восьми Маша просто не влезала в платья и брючки длинненькой и худенькой Тани.

Каждое лето девочек на месяц отправляли в лагерь. Тане там очень нравилось, Маше – нет. Маша малообщительна, но в лагере с ней все (и девочки, а потом особенно мальчики) заигрывали и как будто хотели дружить. Конечно, только для того, чтобы подобраться поближе к Тане.

– И как же ты ко всему этому относилась? Был ли хоть кто-нибудь, с кем ты могла поговорить?

– Нормально, – пожимает толстыми плечами Маша. – Поговорить?.. Да, я один раз говорила. У нас есть друг семьи. Он с юности в нашу маму влюблен, это все знают. И часто к нам приходит…

– А папа?

– Папа говорит: «Он здо́ровский, хорошо, что он есть! Если со мной что-то случится, я наверняка знаю, что мои девочки не пропадут…» И вот мы с ним говорили. Он сказал: «У каждого человека есть свой талант. Ты должна найти то, что у тебя получается лучше Тани».