Все мои братья - [42]

Среди документов, сохранившихся со времен войны и переданных мне бывшими курсантами нашего батальона и их близкими, лежат несколько листков, вырванных из полевой командирской книжки. На этих пожелтевших листках написано письмо, датированное 5 сентября 1941 года. Привожу его здесь полностью.

«Привет с фронта. Здравствуйте, Анна Степановна! В первых строках своего маленького письма мы, бойцы действующей Красной Армии, передаем вам свой привет и самые наилучшие пожелания.

Дорогая Анна Степановна! Ваш сын Андрей был нашим боевым товарищем и командиром. Он хладнокровно водил нас в бой. Он был одним из любимейших наших командиров. Вражеская пуля остановила биение сердца Вашего сына Андрея. Это случилось четвертого сентября 1941 года, в двенадцать часов дня, когда он вел нас в атаку. Андрей был смертельно ранен в грудь. Не прошло и тридцати минут, как сердце Андрея остановилось.

За Вашего мужественного Андрея мы положили немало фашистов.

Ваш сын погиб геройски при обороне колыбели революции — города Ленина. Память об Андрее мы сохраним в наших сердцах на всю жизнь.

Анна Степановна! Спасибо Вам за воспитание сына Андрея, водившего нас много раз в атаку на врага за честь, за свободу Родины, за Вас, Анна Степановна. Целуем крепко ваши материнские руки. Боевые друзья Андрея — курсанты: Чернявский, Румянцев, Горшков, Ершов, Решетило, Бураканов, Новохижный, Макаров, Дудин, Маламуж, Говоров, Гавриленко, Мироненко и командир взвода лейтенант Бородачев».

Нет необходимости комментировать это письмо, посланное матери Андрея Ященко с поля боя. Скажу только, что написано оно было под пулями и что почти все его авторы — кто раньше, кто позже — героически пали, сражаясь за Родину. И матери их получили скорбные послания, примерно такие же, написанные мужскими руками, пропахшими железом и порохом.

ПРИВАЛЫ, БОИ, ПОХОДЫ

Командование противника пошло на тактическую хитрость: фашисты решили больше не атаковать батальон курсантов, а обойти его.

Нашим разведчикам Калуцкому, Крутиеву, Дудину и Жеребченко удалось установить, что вражеские части движутся левее батальонных позиций, через деревню Заозерье, на Глобицы. Гитлеровцы обходили нас и справа. Предполагалось, что в районе Глобиц противник будет стремиться выйти на Петергофское шоссе. Такое мнение было высказано в штабе дивизии, в подчинении которого находился наш батальон. Связь между этим штабом и нашим командованием поддерживал в те дни старший лейтенант Федор Петрович Харин.

В сущности, батальон оказался в мешке. Но это никого из нас не напугало. Была лишь досада, — враг рвался к Ленинграду, а мы пребывали в бездействии. Когда поступил приказ отойти назад, обогнать противника и снова преградить ему путь на Петергоф, подразделения немедленно снялись со своих позиций. Предстоял марш-бросок по лесным дорогам. Как всегда, вперед ушло боевое охранение. В него были включены наши лучшие стрелки, специалисты по истреблению «кукушек» курсанты Небритов, Дудин, Сельницын, Коровин, Задорожный, Перфильев, Куценко и Гусев.

Сказать, что переход был трудным, значило бы сказать очень мало. С нами были тяжело раненные. Только перед самым выходом в путь их стало больше на шестнадцать человек. Нельзя было не учитывать того, что на марше в любую минуту мог завязаться бой. Ведь противник шел параллельно с нами: он шел по шоссе, а мы по лесу. Скрытность и быстрота — вот что нам было нужно.

В любую минуту готовые принять бой курсанты несли раненых товарищей на импровизированных носилках. Несли бережно, хотя в чаще невозможно было не спотыкаться о кочки и корни. Весь личный состав батальона был разбит на тройки. Курсанты взаимно обеспечивали безопасность друг друга. Каждый в случае ранения соседа был обязан принять меры для спасения и эвакуации пострадавшего.

Тяжело было на этом марше Абраму Давыдовичу Найвельту: навьюченный медицинским имуществом, он перебегал от носилок к носилкам, ободряя раненых, оказывая им срочную помощь. Пятиминутные привалы проводились не часто, по строгому расписанию. Курсанты шли быстро и бесшумно. Противник не беспокоил нас. Дойдя до дороги Заозерье — Глобицы, мы настигли авангард двигавшихся по шоссе подразделений противника. Наше головное боевое охранение завязало перестрелку с вражескими автоматчиками. Перестрелка эта была недолгой, но противник приостановился. Воспользовавшись паузой, мы пересекли дорогу и скрылись в лесу.

Как позднее стало известно, противник у дороги Заозерье — Глобицы не заметил, что имеет дело с курсантами, и последующая встреча с нашим батальоном в районе деревни Новой явилась для него полной неожиданностью.

Сколько километров прошли мы в тот день, не знаю. Мне наш путь показался стокилометровым. Были до крайности утомлены носильщики. У многих раненых начался бред. Большинство из них температурило. Все просили пить и страшно сердились на то, что Найвельт и я запрещали давать им воду из ручьев и болот.

Великой радостью была для нас встреча с разведчиками 2-й дивизии народного ополчения. Командовал ею знакомый нам по боям под Ирогощей генерал Любовцев. Майор Шорин привел батальон к деревне Долгая Нива, где размещался штаб дивизии. Настроение курсантов, в том числе и раненых, заметно поднялось: как ни труден был марш, но он подошел к концу.