Всё летит к чертям. Автобиография. Part 2 - [110]

Нью-Йорк (2008)

Было 11 сентября 2008 года, мой сорок третий день рождения. Я никогда не придавал особого значения дням рождения, а после 11 сентября 2001 года вообще на несколько лет перестал их праздновать. Но после тех ужасных роковых событий прошло уже семь лет, и я решил отметить свое сорокатрехлетие. Это должно было стать довольно приятным делом.

Отмечать я начал, отправившись выпить в Бруклине со своей бывшей девушкой Джанет и ее новым бойфрендом. Мы с Джанет познакомились на занятиях по изучению Библии в Коннектикуте и начали встречаться в 1989 году, когда она училась в Барнарде, а я был начинающим диджеем и жил на заброшенной фабрике. Мы восстановили связь несколько недель назад, после случайной встречи в кафе на Брум-стрит. У нее все еще были длинные вьющиеся волосы, и почему-то она выглядела такой же молодой и красивой, как и в конце 80-х.

После второй кружки пива я спросил:

– Как твоя вера, Джанет?

Она явно чувствовала себя неловко.

– Я не знаю, Мо. А как у тебя дела?

– Я тоже не знаю. Все еще молюсь иногда. Но не знаю.

– Ты ходишь в церковь?

Я рассмеялся. Помимо посещения нескольких собраний АА, пару раз проходивших в церковных подвалах, последний раз я был в храме на похоронах бабушки в 1998 году. Я хотел поговорить о равновесии духовного и светского, но новый бойфренд Джанет, похоже, этим совершенно не интересовался. Что вполне понятно, так как он был молодым модным писателем, а ни один уважающий себя эрудированный бруклинский хипстер не хотел говорить о Боге в баре с темными деревянными балками и модными открытыми лампочками.

Я расстроился. Не потому, что мы с Джанет не могли говорить о Боге. А потому, что вдруг понял: мое раннее жесткое христианство было догматическим и первобытным. Но по крайней мере оно было. В 1995 году, когда я признал, что больше не являюсь христианином, я перешел к тому, что считал агностическим секуляризмом: он охватывал пониманием сложность и непостоянство Вселенной. Проблема была в том, что я был влюблен в мир – особенно в секс, алкоголь и славу. И оттого, что они оказались невечными, мое сердце разбилось.

Поздними вечерами я говорил себе: жизнь так же мимолетна, как ницшеанская картина на песке. Но на самом деле мне хотелось, чтобы Вселенная восхваляла меня и мое существование вечно. За неделю до этого я был в Лос-Анджелесе. Когда я выходил из отеля, администратор спросила:

– Вам нужна проверка?

Она спрашивала, нужен ли мне штамп отеля на корешке парковки. Но на секунду я разволновался, думая, что она предлагает мне помощь в осознании смысла моей жизни.

– Хочешь еще выпить? – спросил бойфренд Джанет.

– Конечно, – ответил я.

* * *

Я согласился поработать диджеем на вечеринке в лофте за углом бара, в котором мы пили. Знакомые, Девы по гороскопу, решили, что будет здорово отпраздновать один большой день рождения Дев. А еще это был хороший способ бесплатно заполучить меня в качестве диджея для трехсот их друзей.

Я подключил USB-носители и сыграл несколько старых хаусных треков, и хипстерская аудитория приглушенно порадовалась миксу «Go (Woodtick mix)»[213]. Был 2008 год, а это означало, что «Go» вышла 18 лет назад. Я был старым. И пьяным. Я выпил еще пива и поставил еще один хаусный трек. Все вдруг стало плоским – хипстеры, свет, веселье. Словно жизнь была постановочной фотографией в плохом дизайнерском журнале. Мне было грустно, но в основе этой грусти лежали злость и разочарование. Я получил королевство и разорил его.

Поздними вечерами я говорил себе: жизнь так же мимолетна, как ницшеанская картина на песке.

Я остановил играющую запись. Люди завопили, желая чего-то большого и драматичного. Но я не хотел ничего большого и драматичного, мне нужно было что-то тихое и грустное. Через несколько секунд я поставил «Going to California» Led Zeppelin. Кое-кто из хипстеров обрадовался, думая, что за этим треком последует техно-ремикс. Но я хотел просто послушать «Going to California» – во всей ее полноте. Я слушал ее, закрыв глаза и прихлебывая пиво, – слушал эту нежную, полную тоски балладу перед тремя сотнями хипстеров, все меньше понимающих происходящее. Песня закончилась, и аудитория выжидающе замерла, смотрела на меня. Я включил песню снова.

Карим, один из присутствующих за сценой диджеев, подошел и постучал по моему плечу.

– Все хорошо? – спросил он.

Я улыбнулся ему со слезами на глазах:

– Эта песня прекрасна, верно?

Он посмотрел на недовольную аудиторию, у которой остановилась вечеринка из-за старого пьяницы, поставившего Led Zeppelin.

– Ты не против, если я продолжу вместо тебя? – спросил он.

– Пусть доиграет, – сказал я, закрывая руками кнопки на пульте, чтобы он не выключил печальную музыку. Закрыв глаза, я слушал, как Роберт Плант[214] поет: «Стоя на холме на горах мечты, / Говоря себе, что это не так уж сложно». Я чувствовал, как по моим щекам текут слезы.

Песня закончилась. Карим поставил одну из песен «LCD Soundsystem» – о том, как прекрасна была ночная жизнь Нью-Йорка в 80-е и 90-е. Меня хлопнула по плечу Кэрри-Энн, моя подруга. Она работала агентом по коммерческой недвижимости. У нее были короткие светлые волосы, и выглядела она, как прекрасная ведущая теленовостей. Мы познакомились несколько лет назад, когда я арендовал у нее коммерческое помещение на Элридж-стрит, собираясь сделать из него офис.