Всё летит к чертям. Автобиография. Part 2 - [112]

В баре я выпил рюмку водки, а потом заказал водку с содовой. Держа стакан в руке, пересек небольшой танцпол и вошел в диджейскую кабину.

– С днем рождения, Моби! – невнятно сказал я молодым крутым диджеям. Жак Рено пьяно обнял меня и вернулся к диджейским делам.

Я допил водку с содовой, заказал текилу и поднялся наверх, в более тихий лаунж. Наверху было заметно светлее, и я увидел, что все посетители – молодые и стильные, такие, каким я никогда не был. Мне стало неловко. Я пил текилу и надеялся, что кто-нибудь узнает меня и заговорит со мной. Но никто меня не узнал.

Заказав еще одну текилу, я спустился вниз и встал у задней стенки диджейской кабинки, надеясь, что получу немного молодости и привлекательности команды DFA. Но они были заняты диджейством, и толпа была слишком поглощена танцами, чтобы обратить внимание на меня, таящегося в тени.

Я лег на тротуар, покрытый собственной рвотой, и включил на телефоне песню Joy Division.

Я вернулся в бар, заказал еще одну текилу, тут же ее выпил и заказал еще одну. Бармен настороженно посмотрел на меня.

– Чувак, ты уверен?

– Сегодня мой день рождения! – невнятно ответил я, стараясь выглядеть счастливым.

С очередным стаканом я пошел на танцпол и понял, что выпил уже очень много – двенадцать порций до прихода в «Club 205» и не меньше шести за тот час, что провел в клубе. Я привык быть пьяным, но до такого состояния доходил редко. Перед глазами все плыло, ноги заплетались.

Я пытался танцевать с молодой красивой женщиной, но она меня проигнорировала. Я попробовал потанцевать с другой молодой красивой женщиной, которая тоже не обратила на меня внимания. Я попытался сказать ей, что сегодня мой день рождения, и смутно осознал, что прокричал несколько невнятных слогов сквозь громкую хаус-музыку. Стараясь говорить как можно понятнее, спросил:

– Поцелуешь меня?

– Фу, нет, – сказала она и отвернулась.

Я допил стакан – двадцатую порцию? – и упал. На полу было хорошо. Секунду я лежал с закрытыми глазами, чувствуя, как по спине лупят низкие частоты. Затем чьи-то руки настойчиво потянули меня вверх.

Руки были прикреплены к двум вышибалам, тащившим меня к лестнице.

Подбежал мой помощник Алекс.

– Эй, это же Моби! Он же мой босс!

Вышибалы смотрели на меня, как на пьяный мусор. Каковым я и был.

– И что с того? – спросил один из них.

– С днем рождения, Алекс, – пробормотал я.

Алекс стоял и беспомощно смотрел, как два бугая тащат меня вверх по лестнице и швыряют на тротуар. Мне хотелось поставить их на место, крикнув: «Вы знаете, кто я?» – как забытая всеми стареющая знаменитость, каковой я и являлся. Но они уже ушли внутрь, и я остался в одиночестве, лежа на тротуаре Стэнтон-стрит.

С огромным трудом я встал, в полной мере ощутив, насколько пьян. Мой дом находился всего в нескольких кварталах от меня. Поэтому я поплелся по Стэнтон-сити на запад. Пересекая Бауэри, я споткнулся на середине пешеходного перехода, упал и ободрал руки.

Подойдя к своему дому, я решил, что мне нужно послушать музыку и записать несколько идей для пластинки, над которой в последнее время работал. Я сел на тротуар, прислонившись спиной к кирпичной стене здания. Меня вырвало себе на колени. Я хотел войти в дом, привести себя в порядок, но подняться на ноги не смог.

Я лег на тротуар, покрытый собственной рвотой, и включил на телефоне песню Joy Division. Иэн Кертис запел, а я заплакал. Не тем тихим, сдавленным плачем, как раньше, когда с закрытыми глазами слушал «Going to California», а со всхлипываниями.

Услышав шаги прохожих, я отвернулся к стене, чтобы они не видели меня плачущим и перемазанным блевотиной.

Я поднес телефон к уху, Иэн Кертис пел мне из маленького динамика: «Мама, я пытался, поверь мне, я стараюсь изо всех сил, мне стыдно за то, через что мне пришлось пройти, мне стыдно за то, кто я».

Дариен, Коннектикут (1985)

Банкомат не выдал мне денег, потому что на моем счете было всего 18 долларов.

Возможно, эта бедность была наследственной. Я не знал никого из родственников, кто не был бы беден, не считая дедушки. Мои предки приплыли в Америку на «Мэйфлауэре»[215], но никто из них не стал ни банкиром, ни губернатором. Теперь я отдавал должное своей наследственности – взрослый человек в 21 год с восемнадцатью долларами на счете. Было холодно, и начинался дождь. Шагая от банкомата к дариенскому вокзалу, я держал над головой газету.

Я начал работать диджеем в «Beat» в конце 1984 года. Том, один из владельцев бара, дал мне это место из жалости, потому что я посвящал «Beat» больше времени, чем любой из его штатных сотрудников. Сначала Том платил мне 20 долларов за работу диджеем с 10 вечера до 4 утра по ночам понедельников, но несколько недель назад меня повысили. Теперь я получал 25 долларов за ночь и выступал диджеем не только по понедельникам, но и по средам. Том также дал мне ключ от бара и предложил quid pro quo, «одно вместо другого»: если я буду чистить и обслуживать звуковое оборудование, он позволит мне хранить свои пластинки в диджейской кабине и разрешит практиковаться в диджействе днем.

До Порт-Честера было пять остановок по Северной линии. Чтобы не платить за проезд доллар с четвертью, мне нужно было всего лишь держаться подальше от кондуктора или прятаться в туалете. Местный поезд в середине дня был похож на лагерь беженцев – с измученными горничными, садовниками и, вероятно, безработными бедными белыми отбросами вроде меня. Все они сутулились и надеялись, что их не будут пристально разглядывать. Иногда я садился в поезд в час пик и сидел среди богатых деловых пассажиров, державшихся прямо и самоуверенно.