Все к лучшему - [16]

Не помню, как мы ушли из казино. Какие-то фрагменты выпали из памяти. Было около двух часов ночи, мы заехали на бензоколонку — заправиться и запастись пончиками и кофе на обратную дорогу. Помню, что от сахарной пудры с пончика на верхней губе Раэля остались усики, как у Кларка Гейбла. Подпевая Ramones, он вел машину по Гарден-Стейт-паркуэй, положив одну руку на руль, а другой сжимая стакан кофе из «Севен-Илевен». Я даже песню помню — «Вonzo goes to Bitburg». Спустя несколько месяцев я услышал на работе по радио эту песню и до вечера ревел в угловой кабинке в туалете.

Больше я ничего не помню. Либо заснул на пассажирском сиденье, либо после аварии стер это из памяти. Следующее, что приходит в голову, — визг шин BMW у на бешеной скорости катящегося по траве под откос, скрежет металла, куда громче, чем я мог себе представить, звон бьющегося стекла, засыпавшего нас осколками, и рев двигателя, похожий на вой раненого медведя. Машина врезалась в деревья, растущие вдоль шоссе.

Когда я пришел в себя, мы висели вниз головой.

Раэль был без сознания. Казалось, он сидит на заднем сиденье, чего, разумеется, никак не могло быть, поскольку голова его едва не упиралась в руль. Он висел, будто откинувшись назад, я же замер в вертикальном положении.

— Раэль, — окликнул я хриплым шепотом, и это усилие болью отдалось в груди. Ремень безопасности врезался мне в грудную клетку и ноги, я не мог пошевелиться.

— Раэль, — повторил я.

На этот раз голос прозвучал громче, но ребра так свело, что меня едва не стошнило. После оглушительного грохота аварии наступившая в машине тишина казалась неправильной, неуместной, но, кроме шума изредка проезжавших по шоссе автомобилей и странного шипения из развороченного двигателя, я не слышал ни звука. Я вытянул шею, чтобы получше разглядеть Раэля. Было довольно темно, но мне все равно показалось, что он сидит как-то неестественно. Будто машина его проглотила. Я ясно видел разбитую приборную доску, тело же Раэля словно куда-то подевалось.

Тут он вздрогнул, очнулся, закашлялся и выплюнул ужасающее количество крови.

— Зак, — задыхаясь, позвал он; казалось, звуки с трудом пробиваются сквозь жидкость у него в горле.

— Я здесь, — прерывающимся от облегчения голосом ответил я.

— Похоже, мне хана.

— Мне тоже.

— Я не могу дышать.

— Держись, мужик. Не паникуй.

— Это нелегко, — прохрипел он.

— Я не могу найти свой мобильник, — сказал я. — Где твой?

— На поясе.

— Сможешь передать его мне?

Сдавленный стон.

— Зак.

— Что?

— Я не могу шевельнуть рукой.

— Ничего страшного, — глупо ответил я. — Сам возьму.

— Я не могу пошевелить руками, Зак. Меня парализовало.

— Ничего тебя не парализовало, — я нашарил застежку ремня безопасности, — просто машиной придавило.

— Я ничего не чувствую! — закричал Раэль, бешено мотая головой. — Я ног не чувствую! Я не могу двигаться! — Он закашлялся, выплевывая сгустки крови, так что голос звучал глухо, натужно, и стал биться головой о руль.

— Раэль! — заорал я и от боли содрогнулся всем телом; казалось, дыхание мое обжигает изнутри кровоточащие мышцы. — Успокойся!

Но он уже потерял сознание.

Не помню, сколько у меня ушло времени, чтобы освободиться от ремня безопасности. Может, пять минут, может, полчаса. Наконец я расстегнул застежку, рухнул вниз головой на крышу машины, перевернулся, и меня тут же вырвало. Я лежал, машинально сжавшись в комок, и задыхался от вони собственной рвоты. Мне так хотелось уснуть, оставив другим расхлебывать кашу, что в конце концов я закрыл глаза и отключился. Кто-нибудь непременно нас найдет, достанет из машины, положит на носилки, зафиксировав наши шеи с помощью этих желтых штуковин, чтобы мы не шевелились, отнесет в «скорую» и будет успокаивать, ставя капельницу с морфием. Достать Раэля будет явно не так-то просто, но ведь у спасателей наверняка есть нужные инструменты. Так не лучше ли дождаться профессионалов? Я же ничего не умею, и от моей помощи будет больше вреда, чем пользы.

— Зак!

— Что?

— Проснись.

Я перевернулся и сел. Рваный металл крыши болезненно впивался в колени. Мне стоило огромных усилий не поддаться порыву и не броситься наутек из тесного салона разбитой машины. Я подполз к Раэлю и увидел, что лицо у него распухло и все в крови, а грудная клетка разворочена. Мне пришлось отвернуться: посмотри я чуть дольше на его изувеченное тело, у меня началась бы истерика.

— О господи, Раэль, — пробормотал я.

— Ага, — с пугающим спокойствием, почти равнодушно, ответил он. — Не бойся. Я не чувствую своего тела.

Каким-то чудом мне удалось дотянуться до его пояса и нашарить дрожащими пальцами мобильник. Его свитер насквозь пропитался кровью, от Раэля волнами шел жар. «Скорая» ехала целую вечность, Раэль то приходил в себя, то терял сознание, а я, как мог, поддерживал его висевшую голову: уселся, поджав ноги, под ним и подставил плечо, как столик. Кажется, я даже молился.

— Скажи Тамаре, что я очень виноват перед нею, — попросил Раэль.

— Сам скажешь.

— Хватит, Зак, — перебил он, — не трать мое время. Просто передай, что я очень ее люблю и прошу у нее прощения. Сделаешь?

— Хочешь, чтобы я позвонил ей прямо сейчас?