Всё изменяет тебе - [31]

Я медленно поднялся, стараясь стоном заглушить злобу и чувство унижения, тяжело угнетавшие душу. Глаза мои блуждали вверх и вниз по долине.

— Неплохую жемчужину отшлифовал для себя лорд Плиммон! Даю голову на отсечение, что он не задумается весь здешний люд обратить в навоз, только бы удержать за собой эти райские кущи!

Из глубины долины донесся лай собак и топот лошадиных копыт.

— Вот так лает и Бледжли. Только тоном пониже.

На узкой дороге, соединявшей ущелье с усадьбой Плиммона, показалась собачья свора, а за ней всадники и всадницы, одетые в красные с черным охотничьи костюмы и скакавшие легким галопом. Несколько гончих, еще полных старания позабавить Плиммона, вгрызшись зубами в какую — нибудь жертву, свернули с дороги в сторону той части холма, где находились мы с Аьюи-. сом. Стараясь скрыть меня от посторонних взоров, Льюис толкнул меня прямо в кусты, и в ту же минуту один из всадников кликнул собак и заставил их вернуться на дорогу. Я отбивался от Льюиса. Мне претили все эти господа, их поведение, их псы. После встречи с Бледжли я даже почел бы за удовольствие вступить в кровавую схватку с подлинными, дипломированными псами. Но пока я расправлял отекшие и ноющие конечности, собаки и большинство всадников настолько удалились, что их уже не видно и не слышно было. Двое держались метрах в двухстах от остальных. Их кони двигались медленно, вплотную прижавшись друг к другу. Казалось, всадники глубоко погружены в серьезный разговор. У мужчины были красивые плечи, широкие и выразительные, и продолговатое, очень бледное лицо.

— Это и есть Плиммон, — сообщил мне Льюис.

Мое внимание привлекла женщина. Такую голову можно безошибочно узнать на любом расстоянии. То была Элен Пенбори. При виде ее, гарцующей плечом к плечу с могучим и лощеным собственником стольких сокровищ, которые, по — моему, не должны быть ничьей собственностью, мой гнев дошел до точки кипения. Мне хотелось броситься за ней и крикнуть звонким, вызывающим голо-< сом, что я — де по горло сыт ее поселком Мунли, что я сегодня же унесу отсюда ноги и что ее папаше я желаю роскошной, долгой и мучительной, как пытка, жизни. Но я никуда не побежал. У меня только и хватило сил на то, чтобы устоять на ногах. Плиммон увидел нас и крикнул, размахивая хлыстом:

— Что вам здесь нужно, бродяги?

— Ровно ничего, — ответил Льюис.

— Марш отсюда! И поворачивайтесь побыстрей!

— Катись ты к бесу! — медленно сказал я, смакуя каждое слово, но голос мой прозвучал так слабо, что вряд ли эти слова дошли до него. — Посмей только нас тронуть, ты, аристократический ублюдок!

Плиммон запрокинул назад голову — этот жест он, по- видимому, считал очень величественным — и, пришпорив коня, понесся в нашу сторону. Ясно было, что он намеревается учинить скорую расправу и попотчевать меня с Льюисом хлыстом и копытом. Руки Льюиса повисли вдоль боков — в жесте защитного ожидания. Льюис был крупный и мужественный человек, такой, каким бы я и сам хотел стать, и все же я весьма смутно представлял себе, что может поделать каждый из нас против пары таких жеребцов, как Плиммон с его конем. Накоплявшаяся поколениями собственность и отменное питание сделали свое дело: злоба этого человека была страшна. Вдруг его окликнула Элен. Отпрянув назад, он стал слушать, что она ему говорит. Затем снова прокричал нам:

— Предупреждаю: даю несколько минут. И чтоб духом вашим здесь не пахло!

Затем, пустив лошадей галопом, Плиммон бок о бок со своей спутницей поскакали вперед по долине.

Мы с Льюисом начали подъем к вершине перевала, отделяющей плиммоновскую долину от Мунли. Дойдя до начала спуска, и остановился, чтоб передохнуть, и сказал Льюису:

— Я, знаешь, все не перестаю думать о Пенбори и Плиммоне. Настоящие они колдуны, эта пара безумных распутников! Плиммон корчит из себя повелителя — он стал бичом нерадивых фермеров, которые — де только портят ландшафт своими запущенными полями, своими тощими фигурами. Вот он и старается поскорей оставить их совсем без земли — тогда и портить — то им больше нечего будет… А их самих в удобных мешках от удобрений вываливает на собственные пашни или высыпает у самого порога пенборовской двери, как растопку для рудничных печей. А Пенбори? Ведь это, пожалуй, величайший из пророков со времен барда Тальесина, который сказал, что именно наша страна и есть обетованное царство свободы, и все — таки был исключен из списков бардов за прорицания и поэтические вольности, достаточно далекие от благонравия. От грязных махинаций, происходящих вокруг железа, Пенбори в конце концов спятил: он задумал употребить остаток своей жизни на то, чтобы по — своему образумить подлый род людской. Между нами говоря, Льюис, если вы, ребята, надолго дадите волю этим ловким пройдохам, вы накличете на людей такие беды, что силу их не измерите даже самыми точными инструментами.

Льюис остановился и ткнул рукой вправо. Он, по — видимому, не слышал ни слова из того, что я говорил.

— Видишь вон ту ложбинку? — спросил он.

Я последовал взглядом за его пальцем: он указывал на расщелину, примерно футов двадцати в длину, заваленную на дне большими серыми камнями.