Все - иллюзия - [46]

— Привет, — сказала Кларисса.

— Это продолжалось не очень долго... мне кажется, — неуверенно сказал он Дайку. — Достаточно долго, чтобы почувствовать нечто странное в Клариссе, — хотя и очень замечательное, — но недостаточно долго, чтобы понять, что это такое... Так мне кажется.

(И все же были сияющие дни счастья, даже после того, как тени пали на них. Потому что всегда были тени, которые ей приходилось распихивать локтями. Лессингу казалось, будто они центрировались вокруг тети, которая жила с нею, это мрачное небытие, лицо которого он никак не мог вспомнить).

— Я не нравился ей, — пояснил Лессинг, хмурясь от усилий все вспомнить. — Хотя, нет... не совсем так. Но что-то витало... вокруг, когда она бывала с нами. Кажется, я вот-вот вспомню... Как жаль, что я не могу вспомнить ее лица!

Но, вероятно, это не имело никакого значения. Они не часто видели тетю. Они встречались, Кларисса и Лессинг, в различных местах в Нью-Йорке, и всякий раз эти места сияли, когда ее присутствие накладывало на них необъяснимую клариссму. Не было никакого разумного объяснения этого сияния, или что уличные шумы слагались вдруг в чарующую музыку, и пыль, обычная пыль становилась золотой в то время, которое они проводили вместе. Это было так. Словно он смотрел на мир ее глазами, а она смотрела на все с иной, не человеческой точки зрения.

— Я так мало узнал о ней, — продолжал Лессинг.

Казалось, она вообще появилась в мире в ту первую встречу у реки. И, как он чувствовал, исчезла из мира в небытие в разом потускневшей квартире, когда тетя сказала... что же сказала тогда эта тетя?..

Это был тот момент, который Лессинг оттягивал с тех пор, как память начала возвращаться к нему. Но сейчас он должен все вспомнить. Возможно, это был самый важный момент во всей этой странной цепи событий, момент, который так внезапно и наглухо отрезал его от Клариссы и ее яркого, нереального, гораздо лучшего, чем обычный, мира...

Что же сказала ему та женщина?

Лессинг сидел неподвижно, пытаясь вспомнить. Он закрыл глаза и сосредоточился, пытаясь вглядеться внутрь себя и вернуться в тот странный, облачный час, наощупь продвигаясь мимо теней, которые начинали двигаться при малейшем его касании.

— Нет, не могу, — нахмурившись, все еще не открывая глаз, сказал Лессинг. — Не могу. Это были какие-то отрицательные... наверное, слова, но.... Нет, бесполезно.

— Попытайтесь еще раз вспомнить тетю, — предложил Дайк. — На что она была похожа?

Лессинг закрыл руками глаза и принялся напрягать память так, что в голове затрещало. Высокая? Темноволосая, как Кларисса? Мрачная, конечно... или это было всего лишь впечатление от ее слов? Он не мог вспомнить. Он заерзал на стуле, морщась от усилий. Она стояла перед зеркалами и смотрела свысока... Свысока? Какая же фигура была у нее на фоне света? У нее не было никакой фигуры. Она никогда не существовала. Ее образ, казалось, ускользал и прятался за мебель или ловко сворачивал за угол всякий раз, когда память Лессинга пыталась последовать за ним по квартире. Казалось, здесь блок памяти стоял неколебимо.

— Не думаю, что я когда-либо видел ее, — сказал, наконец, Лессинг, глядя на Дайка напряженным, недоверчивым взглядом. — Ее просто там не было.

Но все же была тень между ним и Клариссой за секунду до... до того... что отключило его память. Что же произошло? Что-то ведь произошло перед тем, как нахлынуло забвение. Перед... амнезией.

— Вот и все, — сказал Лессинг с изумлением в голосе и открыл глаза. — Это все основные факты. И ни один из них ничего не проясняет.

Дайк взмахнул в воздухе сигаретой, его сощуренные глаза сияли.

— Где-то мы упустили суть, — сказал он. — Настоящая истина скрыта еще глубже, чем мы думали. Но это трудно понять заранее, пока не начал копать. А вы думаете, это все Кларисса?

— Не думаю, что она вообще что-то знает, — покачал головой Лессинг.

Все те очаровательные дни она была совершенно обычной девушкой, пока не... Что же произошло? Лессинг не мог вспомнить, но то, что произошло, явно не было обычным. Что-то вырвалось и нанесло удар, что-то, лежавшее в глубине души, под пластами обыденности. Что-то великолепное, сияющее в самой глубине.

— Попытайтесь еще раз вспомнить тетю, — велел Дайк.

Лессинг закрыл глаза. Эта безликая, бестелесная, безмолвная женщина так ловко ускользала от его памяти, что он пришел в отчаяние и решил, что никогда уже не поймает ее и не вытащит на поверхность...

— Тогда возвращайтесь, — велел ему Дайк. — Обратно, к самому началу. Когда вы начали понимать, что происходит нечто необычное?

Сознание Лессинга понеслось назад, через противоестественно пустые провалы в прошлом.

Он даже не сразу понял, с чего все началось, с одной странности, о которой вспомнил лишь теперь, когда узнал, как чудесным образом преображался мир в присутствии Клариссы. Осознание это, должно быть, медленно проявлялось после многих встреч, как своего рода магнетизм. Лессинг знал, что было чудом просто дышать тем же воздухом, что и она, и ходить по тем же улицам, по которым ходит она.

По тем же улицам? Да, значит, нечто странное произошло где-то на улице. На улице, на которой вдруг раздались крики... Несчастный случай. Столкновение произошло у Центрального Парка, у самого выезда на Семьдесят Вторую улицу. Воспоминания об этом вернулись теперь ясные, с нарастающим ужасом. Они уже шли вдоль решетчатой ограды к улице, когда услышали визг тормозов, глухой удар и скрежет металла о металл, а затем крики.