Все - иллюзия - [47]

Лессинг держал Клариссу за руку. И внезапно почувствовал, как задрожала ее рука, а затем мягко, нежно, но с какой-то странной ловкостью выскользнула из его ладони. Их пальцы были переплетены и не разжимались, но рука каким-то образом освободилась. Он повернулся, чтобы посмотреть...

Воспоминания на этом прервались. Но он уже вспомнил, что произошло. Он вспомнил, что увидел круг потревоженного воздуха, точно такой же, как круг на воде от брошенного камня. Кругов стало много. Они были абсолютно такие же, как на воде, за исключением того, что эти круги не расширялись, а напротив, сжимались. И пока они сжимались, Кларисса куда-то перемещалась. Она словно летела в быстро уменьшающемся туннеле из ярких кругов, сфокусированных на парке. Она не глядела ни на Лессинга, ни на кого вокруг. Глаза ее были печальные, лицо задумчивое и какое-то притихшее.

Лессинг застыл на месте, слишком ошеломленный даже для того, чтобы удивляться.

Яркие концентрические круги сомкнулись вместе в ослепительной вспышке. Лессинг невольно прикрыл глаза, а когда открыл их снова, Клариссы уже не было. Люди бежали по улице и собирались в толпу, шум которой становился все громче. И никого не было рядом, кто мог бы увидеть это — или, возможно, сам Лессинг видел лишь те образы, которые создал его собственный взбудораженный разум. Возможно, он внезапно сошел с ума. Паника росла у него в груди, но еще не выплеснулась на лицо. Для этого не хватило времени.

Но прежде, чем он полностью осознал происшедшее, он снова увидел Клариссу. Она спокойно стояла у зарослей кустарника. Она не смотрела на него. А он стоял посреди пешеходной дорожки, ноги подгибались, и ему казалось, что весь парк вокруг дрожит. Затем Кларисса подошла к нему, улыбнулась и снова взяла его за руку.

И это было всего лишь первым происшествием.

— Я не мог заговорить с ней об этом, — сухо сказал Дайку Лессинг. — Я понял, что не смогу, как только взглянул ей в лицо. Потому что она не знала. Ей казалось, что ничего не случилось. А затем я подумал, что мне вообще все это почудилось — но я знал, что невозможно увидеть такое, если только не сошел с ума. Позже я начал выстраивать свою теорию... — Он нервно рассмеялся. — Вы знаете, как трудно удержаться и не принять того, что я видел... ну... просто за галлюцинации?

— Продолжайте, — повторил Дайк, подался вперед через стол и глаза его, казалось, проникли в душу Лессингу. — Что было потом? Это произошло снова?

— Ну, не совсем так.

Не совсем так? А как? Он все равно плохо помнил все это. Воспоминания появлялись вспышками, и каждое завершалось перед каким-то событием, но вот сами события были еще как в тумане.

Неужели те ярко светящиеся кольца были чистой воды галлюцинацией? Лессинг был убежден, что поверил бы в это, если бы ничего больше не случилось. Потому что невозможное отступает, когда мы убеждаем себя, что этого просто не может быть. Но Лессингу не давали забыть...

Клубок памяти продолжал распутываться, воспоминания одно за другим проносились у него в голове. Он вошел в них потом и расслабился на стуле, лицо его из угрюмого приобрело очень сосредоточенный вид. Где-то в самой глубине души лежало открытие, чей удивительный свет сиял сквозь темноту забвения, но оно все еще ускользало и не давало схватить себя за хвост. Если Лессинг вообще хотел его схватить. Если он смел. Он поспешно двинулся вперед, стараясь не думать об этом.

Что там было следующим?

Снова парк. Странно, как часто преследовали его воспоминания о парках Нью-Йорка. На этот раз шел дождь, и что-то произошло. Что именно — Лессинг не знал. Приходилось ощупью, шаг за шагом, возвращаться назад, к кульминационному моменту, туда, что так не хотело вспоминать его сознание.

Дождь. Неожиданная гроза, которая застала их на берегу озера. Холодный ветер, поднимавший рябь на воде, крупные капли дождя, застучавшие вокруг них. И его собственные слова:

— Бежим, мы еще успеем вернуться в беседку.

Смеясь, они побежали, рука об руку, по берегу. Кларисса, придерживающая свою широкополую шляпу и приноравливая свои шаги к его, крупным, скользящим, шагам, так что они двигались по траве плавно, словно танцоры.

Беседка потемнела, проведя тут, на утесе, много зим. Она стояла в небольшой нише в склоне из черного камня, выходящего к озеру, пыльное скудное убежище от дождя, в которое они вбежали со смехом.

Но она не защитила их. Беседка просто не могла защитить их.

Лессинг увидел, как беседка внезапно замерцала и исчезла, расплывшись ярким пятном, исчезла, словно в фильме, когда камера становится не в фокусе.

— Но не так, как исчезала Кларисса, — пояснил Лессинг Дайку. — Там были ясно видные концентрические кольца, образующие нечто вроде туннеля. На этот же раз беседка просто расплылась и исчезла. Прошла минута, другая... — Он взмахнул рукой в воздухе.

Дайк не шевельнулся, не спуская с Лессинга ясного, всепроникающего взгляда.

— Что же Кларисса сказала на этот раз?

Лессинг нахмурился, потер подбородок.

— Разумеется, она видела, что произошло. Я... Мне кажется, она сказала что-то просто вроде: «Ну, вот, прибежали домой. Что-то не хочется мне торчать тут под дождем». Словно она привыкла к подобным вещам. Возможно, и действительно привыкла. По крайней мере, это не удивило ее.