Всё есть - [28]

Шрифт
Интервал

— Не только. В доме Лысой будет детский сад, а в его усадьбе — музей приправ. Или наоборот. Не помню.

— Скорее наоборот. Бассейн. Сад. А Лысая?

— Погоди. Зену тозе раздал.

— Это как?

— Вторую зену раздал. Сутка. Она уехала и не вернется. Богатей сказал, сто построит домик у моря, в устье реки, и поселится в нем с Лысой.

— Лысая знает?

— Говорил, сто знает. Я побезал. Извини. Разнервницался. То ли есть книзки, то ли их нету. Узасно разнервницался. Думал, у меня крыса поехала. Не поехала. Супер.

— До воскресенья.

— Угу. Пока, Пес.


[Пес лежал на спине. Лапы дрожали. Хвост тоже. Открыл один глаз, моргнул и тут же закрыл.]


— Мацек?

— Еще что-нибудь? Выкладывай.

— Да. Залко, сто Вальдек заговорил.

— Это почему же?

— Я бы придумывал, а он писал.

— Хмм. Любопытно.

— Смеесься? Не смейся, я сцитаю, если целовек не говорит, ему зутко хоцется писать.

— Вальдек не пишет. Нет желания.

— Идей нет.

— Любопытно. А у тебя есть идеи?

— Сотни. Романы, стихи, рассказы, детективы, романсы, саги, всё. Просце простого.

— Попробуйте.

— Не могу. Он уехал.

— Куда?

— В город. Позвали на радио, в передацу. «Говорит немой» или сто-то в этом роде.

— Янек?

— Да?

— Пиши сам.

— Не сумею. Пробовал. Ни фига. Церт-те сто полуцается.

— Хмм. Любопытно.

— Смеесься?

— Да что ты. Любопытно.

— Ладно, ладно. Ну пока, теперь и вправду ухозу. До воскресенья.

— Угу. Всего хоросего.

— Смеесься?

— Упаси бог. Это я машинально. Извини.


[Ушел. Скрипнула калитка. В окно влетела бабочка, покружила над столом и мягко приземлилась на диск, торчащий из изрядной стопки книг. Махаон? В бабочках не разбирался. Лимонница, вот и все. А белая? Белянка? Наверно, так. А те, у которых на крылышках (крылышки?) есть хотя бы тень рисунка, все махаоны. У этой, с диска, рисунок был. Вовсе не тень. Отчетливые кружки, жилки и каемки всех цветов радуги. Павлиний глаз? Дунул на насекомое (насекомое?). Чушь какая-то. Бабочка улетела тем же путем. Взял диск. Семейство играет на инструментах, сделанных из убитых собак. Отложил прозрачную коробочку в сторону. «Послушаем очень громко завтра вечером», — сказал Псу. На сегодня у него были другие планы. Вздремнуть. Компьютер. «Всё». Задолженности. Второй завтрак — заметил, что Янек оставил в холодильнике несколько крутых яиц. Сомневаться не приходилось — на каждом надпись: Я КРУТОЕ. Янековы писанки. Заварил крепкий чай. Отрезал несколько ломтей хлеба (хлеб все еще теплый). Что к яйцам? Сардины? При условии, что есть лимон. Есть. Сардины. А на десерт груша. Две груши. И горсть лесных орехов. Напоследок кофе. Сигарета. Перед тем второй завтрак для Пса. Сухой корм, сардины (без лимона), вода. Хорошо. Когда засыпали, наевшиеся, зазвонил телефон. Пес спрыгнул с кресла.]


[Треск, писк, гудение.]


— Слушаю.

[Тишина.]


— Për pakä do bëhet fjalim.


[Мужской голос.]


— Алло!

— Ju lutem flitni.


[Тот же голос.]


— Алло!

— Мачек? Лысая. Наконец-то. Я задержусь. Возможно, даже на год. Отец подарил албанскому народу фабрику туалетной бумаги (эту, за городом). Я не хотела раньше говорить. Он попросил, чтобы я тут, на месте, за всем приглядела. Права собственности, условия, договора, планы, всё. Ужасно сложно.

— Богатей раздает, — пробормотал.

— Что ты сказал?

— Ничего. Как ты?

— Хорошо. А ты?

— Так себе.

— Что это значит?

— Хорошо. Витека видела?


[Тишина. Сквозь треск пробился голос.]


— Na falni, por nukë është gabimi jonë.

— …чек? Слышишь? Он сказал, что они извиняются, но это не их вина. Не видела. Он в горах.

— Ты знаешь язык?

— Да. Пропадаешь. Я напишу. Дер…


[Тишина. Вдруг очень отчетливо услышал обрывок разговора.]


— Kurë do të vini?

— Të shtunen.

— Na e sjell një dele.


[Бряк. Частые гудки. Положил трубку.]


— Лысая звонила, — сказал Псу.


[Вернулись на свои места. Диван, кресло. На этот раз никто не помешал. Заснули мгновенно. Сколько проспали? Кто его знает. Где часы? Сереет — сумерки. Хочется есть. Встал. Минут через пятнадцать сидел за последней порцией жура и читал всякую всячину. Пес тоже ел. Любил жур.]


[…] Поздно вечером поехали на такси на Нове Място. Вначале сунулись не туда, но не там надо было заплатить за вход, платить не хотелось, внимание привлек еще открытый в эту пору книжный магазин, подошли к широко распахнутой двери, поняли, что это не книжный, хотя внутри стояли стеллажи с книгами, спросил у молодого человека в странной фуражке: «что это?», «клуб студенческой корпорации, созданной в Латвии в девятнадцатом веке», — ответил тот, «пиво есть?», «организуем», организовал, пошли пешком в другой клуб, отхлебывая по дороге, нашелся свободный столик, спросил у официантки, что делать с собственным пивом, «вылить или спрятать», спрятали бутылки под стол, быстро с ними управились, заказали легально, пили, ели, когда отливал, в туалет вошла девушка, «ой, извините», — сказала, «это вы меня извините», через час перебрались в паб, сели за столик в первом зале, остались вдвоем с приятелем (приятельница ушла, меньше чем через сутки она улетала в Париж), поднялись в третьем часу, поначалу возникла идея пойти пешком (мост, прямехонько, час), но первые же неуверенные шаги заставили изменить план, расстались на кругу, пошел на остановку, через минуту приехал шестьсот пятый, сел и тут же понял, почему в набитом автобусе нашлось свободное место, от спящего рядом бомжа жутко воняло, однако усталость не позволила встать, на мосту всплыл фрагмент разговора с корпорантом, у которого он спросил: «у вас есть какая-то программа?», «о да: Польша, Польша, Польша», улыбнулся, потому что внезапно вспомнил, что через несколько часов поедет с шахматисткой на рыбалку.


Рекомендуем почитать
Все реально

Реальность — это то, что мы ощущаем. И как мы ощущаем — такова для нас реальность.


Числа и числительные

Сборник из рассказов, в названии которых какие-то числа или числительные. Рассказы самые разные. Получилось интересно. Конечно, будет дополняться.


Катастрофа. Спектакль

Известный украинский писатель Владимир Дрозд — автор многих прозаических книг на современную тему. В романах «Катастрофа» и «Спектакль» писатель обращается к судьбе творческого человека, предающего себя, пренебрегающего вечными нравственными ценностями ради внешнего успеха. Соединение сатирического и трагического начала, присущее мироощущению писателя, наиболее ярко проявилось в романе «Катастрофа».


Сборник памяти

Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.


Обручальные кольца (рассказы)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Благие дела

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Игра на разных барабанах

Ольга Токарчук — «звезда» современной польской литературы. Российскому читателю больше известны ее романы, однако она еще и замечательный рассказчик. Сборник ее рассказов «Игра на разных барабанах» подтверждает близость автора к направлению магического реализма в литературе. Почти колдовскими чарами писательница создает художественные миры, одновременно мистические и реальные, но неизменно содержащие мощный заряд правды.


Мерседес-Бенц

Павел Хюлле — ведущий польский прозаик среднего поколения. Блестяще владея словом и виртуозно обыгрывая материал, экспериментирует с литературными традициями. «Мерседес-Бенц. Из писем к Грабалу» своим названием заинтригует автолюбителей и поклонников чешского классика. Но не только они с удовольствием прочтут эту остроумную повесть, герой которой (дабы отвлечь внимание инструктора по вождению) плетет сеть из нескончаемых фамильных преданий на автомобильную тематику. Живые картинки из прошлого, внося ностальгическую ноту, обнажают стремление рассказчика найти связь времен.


Бегуны

Ольга Токарчук — один из любимых авторов современной Польши (причем любимых читателем как элитарным, так и широким). Роман «Бегуны» принес ей самую престижную в стране литературную премию «Нике». «Бегуны» — своего рода литературная монография путешествий по земному шару и человеческому телу, включающая в себя причудливо связанные и в конечном счете образующие единый сюжет новеллы, повести, фрагменты эссе, путевые записи и проч. Это роман о современных кочевниках, которыми являемся мы все. О внутренней тревоге, которая заставляет человека сниматься с насиженного места.


Последние истории

Ольгу Токарчук можно назвать одним из самых любимых авторов современного читателя — как элитарного, так и достаточно широкого. Новый ее роман «Последние истории» (2004) демонстрирует почерк не просто талантливой молодой писательницы, одной из главных надежд «молодой прозы 1990-х годов», но зрелого прозаика. Три женских мира, открывающиеся читателю в трех главах-повестях, объединены не столько родством героинь, сколько одной универсальной проблемой: переживанием смерти — далекой и близкой, чужой и собственной.