Все дьяволы здесь - [57]

Но Гамаш сдержал свою ярость. Сдержал свой язык. Сдержал своих коней. Пока.

– Зачем поднимать этот вопрос сейчас? Какое это имеет отношение к нападению на Стивена и убийству Александра Плесснера?

– Это говорит о характере Горовица. Возможно, вы не хотите этого видеть, и я вас ничуть не виню, но ваш крестный был именно таким. Всю свою жизнь Стивен Горовиц предавал друзей в обмен на свободу. Он предает коллег в обмен на богатство. Вот как он выжил. Вот как он попал в Канаду. Вот как он сделал свои миллиарды.

– Он заработал свое состояние умом и трудом, – возразил Арман. – А еще тем, что, в отличие от других, вел бизнес с соблюдением деловой этики, был более цельным, более мужественным.

– Он хотел, чтобы вы в это верили, но на самом деле Стивен Горовиц думал только о себе. Почему у него столько врагов? Он сидел на советах директоров, собирал конфиденциальную информацию, а потом использовал ее против тех людей, рядом с которыми сидел. Он ходил к ним на свадьбы, на крещения, на бар-мицвы, а потом ломал им жизнь. Предавал их доверие, как предал и своих товарищей по Сопротивлению. Он предатель. Такова его природа.

– Нет. – Гамаш подался вперед.

– Единственное, что изменилось после войны, – его местонахождение, – продолжала Фонтен, тоже наклоняясь вперед. – Горовица всегда интересовало и до сих пор интересует одно: он сам. Змея меняет кожу, но больше в ней ничего не меняется. Она остается тем же, чем была.

– Стивен Горовиц сражался с нацистами в юности. А в бизнесе он всегда боролся с коррупцией, с нарушением закона. Он никогда никого не предавал. Они сами предавали себя, обманывая и обкрадывая инвесторов, многие из которых делали совсем маленькие вложения, сэкономленные гроши, рискуя их потерять. Он был и остается безжалостным. Да. Но он на стороне ангелов.

Бовуар не поверил своим ушам: неужели Гамаш только что использовал ангелов в качестве аргумента? Но старший инспектор ничуть не казался смущенным. И комиссар Фонтен, как ни странно, не рассмеялась.

А то, что она сказала, и вовсе удивило Жана Ги.

– На стороне ангелов? Вы так уверены? А что, если ад пуст и все дьяволы… – Фонтен ткнула указательным пальцем в зернистую фотографию, на этот раз уперев его в лицо Стивена, – здесь?

Гамаш медленно, почти небрежно откинулся назад, продолжая глядеть на нее в упор. Когда он заговорил, голос его звучал спокойно, рассудительно. Задумчиво.

– Дюссо рассказал вам о любимом присловье Стивена?

– Да.

– А он не добавил к этому, что называл Стивена ангелом-мстителем?

– Non.

– Но я думаю, он ошибался, а вы правы, – сказал Гамаш, к удивлению тех, кто его слышал. – Действия Стивена во время войны были прелюдией к тому, что он делал потом всю свою жизнь. Он преследовал дьяволов среди нас. Он не ангел-мститель. Он – изгоняющий дьяволов. Пожалуй, я присоединюсь к остальным в парке, если только вы не намерены предпринять атаку на кого-нибудь еще из членов моей семьи.

Он встал.

– Нет, пожалуй, на этом все, – сказала Фонтен.

Поднялись и все остальные. Гамаш коротко поклонился и вышел.

Бовуар дождался, когда закроется дверь, и повернулся к Фонтен:

– Оставьте мне досье. Я ему передам.

– У меня его нет с собой. Я взяла только фотографию. Но мы можем доставить его вам.

– Будьте добры. И кстати, чтобы вы знали: вы ошибаетесь. В том, что касается Стивена. Но вы совершили еще одну ошибку.

Они подошли к двери, и Бовуар остановился.

– Месье Гамаш может казаться вам старым. Сколько лет вы ему дали – сто? Больше ста?

– Это была шутка.

Бовуар кивнул и улыбнулся. Потом наклонился к ней:

– Просто хочу предупредить. Не советую вам связываться с Гамашем.

– О, неужели? И что же он может сделать?

– Не он. Вы будете иметь дело со мной.

Глава девятнадцатая

Арман стоял на ярком солнце в небольшом парке напротив дома Даниеля. Он знал, что ему нужно проверить почту, сделать несколько телефонных звонков.

Но ему так хотелось постоять еще немного. Посмотреть, как играют его внуки. Посмотреть на собственных детей, ставших родителями. Отвернуться от той жизни, какая была, и взглянуть на жизнь, какой она должна быть.

Он подошел к Даниелю, который раскачивал Зору на качелях, и сказал:

– Мы можем позже выпить по кружечке пива? Только мы вдвоем.

– Зачем?

– Затем, что мне нравится быть с тобой. Затем, что мне хочется наверстать пропущенное. Узнать побольше о твоей новой работе, твоем новом доме.

– Продолжить допрос?

Арман сумел сдержаться:

– Просто я хочу знать, как твои дела. Мы не часто с тобой говорим.

А на самом деле – никогда.

– Я сейчас немного занят, – ответил Даниель. – Может быть, завтра.

– Даниель…

– Встретимся попозже, па.

Он повернулся спиной к отцу и еще раз подтолкнул качели.

Стоявшая чуть поодаль Рейн-Мари наблюдала за ними и перехватила взгляд Гамаша.

– Все в порядке? – спросила Рейн-Мари, когда он подошел к ней. – Я почувствовала какое-то напряжение.

– Он злится из-за этого разговора. Из-за того, что я задавал ему вопросы.

– Он успокоится. Поймет, что ты делал это, чтобы помочь ему.

– Не думаю, что он успокоится. Я пытался поговорить с ним, но… – Он поднял руки.

В этом жесте она увидела всю боль и тщету последних двадцати пяти лет. Разочарование и печаль после тщетных попыток наладить отношения с ребенком, исчезнувшим в один день. Его дорогой мальчик ушел. Вместо него появился мрачный, недовольный ребенок.