Все дьяволы здесь - [56]

А теперь шефа чуть ли не трясло от ярости.

Ирена Фонтен улыбнулась. Она попала в больное место, как и предсказывал Дюссо. И не просто попала, а задела нерв.

Когда она обвиняла в убийстве его детей, Гамаш оставался спокойным, сдержанным. Но обвинения в адрес Горовица выбили его из колеи. Почему?

Потому что он боится, что это может оказаться правдой.

– Мне известно, – сказала она, – что у союзников были сомнения. У руководителей Сопротивления тоже были сомнения.

– Недостаточные для того, чтобы возбудить уголовное дело.

– Вряд ли это можно назвать мерой невиновности.

Фонтен открыла тонкую папку и достала оттуда зернистую черно-белую фотографию.

На ней были запечатлены немецкие офицеры, смеющиеся, поднимающие бокалы. Среди них – тонкогубый хмурый человек, похожий на несостоявшегося бухгалтера. Генрих Гиммлер. Глава гестапо и отец холокоста.

Перед ними стояла еда и выпивка. Празднование в разгаре.

А позади Гиммлера, положив тонкую руку на плечо нацистского лидера, стоял молодой человек со знакомой улыбкой и смотрел прямо в камеру.

У Армана закружилась голова, тошнота подступила к горлу. Эту самую руку он сжимал ребенком. Сжимал ее сегодня утром в больнице.

Стивен. Невероятно молодой. Счастливый. Участвующий в развлечении. Участвующий в шутке.

Арман узнал фреску за его спиной.

Фотография была сделана в отеле «Лютеция», после того как в нем разместился парижский штаб абвера – нацистского контрразведывательного органа.

За этим самым столом Гамаш сидел вместе со Стивеном. Ел мороженое ребенком, потягивал виски взрослым. Может быть, те же самые напитки, из тех же бокалов, на том же стуле, что и это существо.

– После войны Горовиц, отвечая на вопросы, заявлял, что устроился работать в «Лютецию», чтобы шпионить за немцами и передавать информацию своим товарищам в Сопротивлении, – сказала Фонтен.

– Это имеет смысл, – сказал Арман, пытаясь восстановить равновесие.

На фотографии Стивен был в форме, но не абверовской и вообще не немецкой. Это была накрахмаленная форма официанта «Лютеции».

– Как вам должно быть известно, месье, именно это говорили все коллаборанты.

– И именно это делали участники Сопротивления. Как иначе добывать информацию, если только не устроиться прислуживать нацистам? А Стивен, будучи немцем, был в идеальном положении с точки зрения получения информации. Он говорил правду. Человек, которого я знаю, не стал бы делать то, о чем вы говорите.

– Помогать нацистам? Он был одним из них.

– Он был немцем. Это громадная разница.

– Согласна. Я хотела сказать, что он вырос в доме, где поддерживали нацистскую партию. Его родственники были членами этой партии. Старшими офицерами. Они арестовывали мужчин, женщин, детей и отправляли их в концлагеря. В лагеря смерти, которые создал, – она ткнула пальцем в изображение Гиммлера, – этот человек.

– И поэтому Стивен бежал во Францию и сражался с нацистами, – сказал Арман, снова возвышая голос, перед тем как перейти почти на шепот. – Потому что он не мог это поддерживать.

Даже ему самому показалось, что он говорит как расстроенный ребенок, который настаивает на чем-то, что не может быть правдой.

– Возможно, вы правы, – признала Фонтен. – По месье Горовицу провели расследование. Союзники решили, что с его идеальным немецким и французским и поверхностным английским он будет полезнее им на свободе, чем в тюрьме. Им нужно было наказать куда более серьезных преступников. После того как ваш отец помог ему перебраться в Канаду, его дело закрыли и похоронили.

Она сделала паузу, почти ненавидя свой следующий шаг. Почти.

– Ваш отец отказался от военной службы по идейным соображениям, верно? Он отказался сражаться?

– Pardon? Мой отец? Он-то какое имеет к этому отношение?

– Ответьте, пожалуйста, на вопрос.

Гамаш пристально посмотрел на нее и взял себя в руки, прежде чем ответить.

– Он не верил в убийство людей на войне, такой далекой от дома. Но он пошел добровольцем в медицинское отделение Красного Креста.

Знает ли она, что это такое? Невооруженные, нередко под плотным огнем, медики вытаскивали раненых солдат с поля боя и доставляли в безопасное место.

Уровень потерь среди медиков был самым высоким из всех родов войск, за исключением десантников. Спецназовцев.

– Позже мой отец изменил свое отношение к этой войне. То, что он увидел в концентрационных лагерях, оставило неизгладимый след в его душе. После войны он много времени отдавал тому, чтобы загладить свою вину.

– И потому привез эту женщину – Зору – в Квебек и в вашу семью.

– Oui. И помогал Стивену, и много чего еще. Он не стал бы делать это, если бы у него имелись хоть малейшие подозрения относительно Стивена. Я слышал, как он говорил об этом с моей матерью. Я четко помню.

– Вы были ребенком, месье. Восьми или девяти лет? Дети понимают не все, а часто понимают неправильно.

– Чего не понимают? Того, что мой крестный сотрудничал с нацистами, а мой отец помог ему уйти от правосудия? Вы думаете, я неправильно понял? Вы думаете, он это делал?

– Я не знала вашего отца. – Фонтен выдержала его пронзительный взгляд. – И вы тоже.

Жан Ги заметил, как руки Гамаша под столом, где никто другой не мог этого видеть, сжались в кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев.