Все дни прощания - [39]
— Знаешь, мне понравился Анатолий. Я не знаю, что у тебя со Спартаком, но ты у него — собачка, которой он понукает как хочет. У тебя нет гордости. Ты все время пытаешься у него что-то выпросить, вымолить…
— Вымолить? — вскочила она.
— Да! Это всем видно. Всем!.. В какую химчистку он тебя посылал? Думаешь, мне не известно?
Я не знал, что это слово так подействует на нее. Она будто споткнулась, будто вдохнула отравленного воздуха.
— Замолчи, — сказала она. — Это не твое дело. И вообще замолчи, молокосос, что ты понимаешь!
Я взял ее за руку.
— Лика, идем отсюда. А потом ты снова придешь сюда, но уже без меня. И расскажешь ему правду. Нет, не надо рассказывать. Просто придешь, и все. Анатолий хороший, добрый. Идем, Лика, теперь самое подходящее время, чтобы уйти и чтобы жить не так, иначе…
Она подняла голову, будто собиралась улыбнуться. И вдруг в прихожей раздался стук. Открылась дверь, и на пороге появился Спартак. Это был охотник! Быстрый в движениях, ловкий, смелый, он влетел в комнату и застыл, глядя на нас. И только в его глазах было что-то от хищника — затравленное и злое.
— Молодцы, ребята! — прошептал он и одним широким шагом очутился у книжной полки. — Вот он!.. Я клянусь, что это — в последний раз. А теперь помогите!
Обеими руками он выдернул из ряда несколько томов. И вдруг остановился:
— Куда сложить? Как мы не подумали о таком пустяке?
Еще как только мы сюда вошли, я увидел под столом большой черный портфель. Теперь я молча указал на него пальцем.
Спартак выбросил из портфеля на диван какие-то книги, бумаги и бросился к полке.
Не знаю, что случилось со мной. Мысленно я повторял одно и то же: «Только раз! Один раз, и все. Я только сегодня, я больше никогда!..»
— Чего сидите? — крикнул Спартак.
Я подбежал к нему и раскрыл портфель, чтобы, не тратя лишних секунд, складывать туда книги.
Портфель внутри был разделен на три секции, Спартак не клал книги, а ставил их, и десять томов вошли без труда. В горячке я схватил два тома Шекспира, но Спартак ударил меня по руке, и они выпали на диван.
Может быть, их мягкий шлепок вывел из оцепенения Лику.
— Бежим скорее! — вскрикнула она. — Сейчас вернется!..
Мы выглянули в коридор. Открыли дверь и услыхали голоса. Кто-то, смеясь и разговаривая, поднимался по лестнице.
«Вдруг это он?!. Как стыдно, как стыдно!..» — подумал я и увидел в глазах Спартака страх.
Мы перескочили несколько ступенек наверх, прислушались. Внизу стукнула дверь, умолкли голоса. Стараясь не шуметь, мы сбежали вниз, выскочили во двор и тут увидели Студента и Лешу. Студент выхватил у Спартака портфель и бросился под арку. Промчавшись по улице, нырнули в метро. А через три остановки поднялись по эскалатору на железнодорожную платформу. И только вошли в вагон, как электричка тронулась. Нам повезло!
— А ты, оказывается, парень что надо! Люблю смелых, — сказал Спартак и хлопнул меня по спине.
— Старался, — прохрипел я корявым голосом. А сам подумал, зачем он меня хвалит? Что у него за право — хвалить?.. «Если тебя хвалит враг, подумай, какую глупость ты совершил», — вспомнил я невесть откуда взявшуюся фразу.
И все-таки я чувствовал радость. Может быть, это была радость удачи, что мы ушли, что нас не поймали. Но вместе с радостью я чувствовал страх. Казалось, пассажиры смотрят на меня внимательнее, чем раньше. Особенно один, лысый. Он ввинчивал в меня маленькие круглые глазки, будто все знал и ждал момента, чтобы схватить меня за руку и объявить пассажирам, кто я такой.
Вдруг открылась дверь, и в вагон вошли два милиционера. Я вскочил со своего места и распластался на оконном стекле — будто за окном меня что-то совершенно поразило.
«С ума сойти… Видела бы это Вера…»
Милиционеры молча прошли мимо.
Спартак взял меня за плечо:
— Садись рядом. Когда летишь от преследователей в электричке, нервы успокаиваются, наступает душевное равновесие, и в сознании рождается мелодия. Научись владеть собой.
Не знаю, как бы я себя чувствовал, если бы теперь остался один. Да еще с портфелем, который держал Студент. Это был его портфель. Он обращался с ним, как со своим. Сел, поставил портфель на колени и положил на него руки. Никто не подумает, что портфель ворованный… Почему люди не изобрели такой прибор, который при появлении преступника начинал бы выть? Или даже говорить микрофонным голосом: «Товарищи! Перед вами человек с краденым портфелем…»
Я невольно вгляделся в потолок, в стены вагона, пытаясь обнаружить этот прибор.
Внезапно щелкнул микрофон и железный голос сказал:
— Станция Ланская. Следующая — Новая Деревня.
Тысячи игл впились под ногти моих рук и ног. Я уже приготовился услышать: «Товарищи, хватайте…», но железный голос молчал.
В вагон вошла молодая женщина. Она держала за руку маленькую девочку, дочку. Одинаково беленькие, в одинаковых голубых платьях, они были как близнецы, только одна большая, а другая маленькая.
Спартак поднялся, вежливо пригласил:
— Садитесь, пожалуйста.
Ну и нервы у тебя, Спартак!.. В таком положении, и столько самообладания!
Спартак действовал. Наклонился к девочке и спросил:
— Как дела, принцесса?
Девочка посмотрела на маму.
