Все цвета радуги - [41]

Но ответы на остальные вопросы его очень волновали. И особенно что с Ладой и Рангаром? Ну с Рангаром проще, подумал он и мысленно усмехнулся, вспомнив фразу классика: “Лишь бы не спал – отобьется”. А вот с Ладой… Ох, как же болит сердце за этих дорогих ему людей и как унизительно ощущать свою рожденную полным незнанием ситуации беспомощность!

Зоров еще раз – на этот пристально и внимательно – огляделся. Цепким, все замечающим и фиксирующим взглядом разведчика. И увидел среди переплетения стволов и ветвей необычного леса тропинку. Он хотел было направиться к ней, но его опередили. Кто-то шел к нему, целая группа, и они перекликались звонкими щебечущими голосами.

“Аборигены, – подумал Зоров с мрачным удовлетворением. – Ну-ну, сейчас разберемся…”

Но совершить задуманное ему так и не пришлось. Ибо он буквально остолбенел, увидев аборигенов. Точнее, аборигенок. Их было шесть, и были это юные нагие девы неземной, немыслимой красоты и совершенства. То есть вполне земной, но уж совершенно немыслимой. У Зорова перехватило дух и горячая тяжесть шевельнулась в чреслах. Остолбенение приобретало чересчур уж конкретные и, главное, зримые формы. Тугой кроветок опалил румянцем щеки и заставил грудь бурно вздыматься и опускаться. А некая часть его тела вела себя так, будто полностью обрела самостоятельность и независимость от хозяина, и теперь красовалась, как ухарь-купец на ярмарке.

Девы продолжали щебетать и ослепительно улыбаться, окружили Зорова, восхищенно разглядывая его совершенное мускулистое тело своими фантастическими глазами изумрудного, фиалкового, небесно-голубого и золотистого цвета, а затем вначале их руки, а затем и губы принялись ласкать его… и прежде чем провалиться в сладкую хмельную бездну, он еще успел вспомнить (в оправдание, что ли? Хотя какое тут, к черту, оправдание?) слова еще одного классика: “Если невозможно избежать насилия, расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие…”

Рангар ощутил себя на чем-то теплом, приятно-мягком… его тела касались тонкие, нежные и в то же время необычайно сильные и умелые пальцы. Они оглаживали и заставляли вначале трепетать, а затем замирать в сладкой истоме каждую жилочку, каждый мускул… даже самые лучшие массажисты при императорском дворе не могли так… о, какое невыразимое блаженство!

Рангар застонал от наслаждения и открыл глаза. Прямо над ним, нависая, с легкой полуулыбкой на коралловых губках и в то же время необычайно сосредоточенно трудилась, разминая его тело, дева красы столь необычайной, что Рангар несколько секунд не мог поверить в реальность происходящего. Тяжелые пепельные волосы с едва уловимым сталисто-синим отливом, смуглая золотистая кожа, тонкие черные брови вразлет и громадные миндалевидные глаза цвета бирюзы неправдоподобной прозрачности и глубины… Прямой, тонко очерченный нос, роскошные губы, охотно открывающие идеально ровные белые зубы, мягкий, нежный подбородок… Рангар перевел взгляд ниже и судорожно вздохнул, увидев мерно покачивающиеся в такт движениям девушки тугие, налитые как зрелые плоды волшебного дерева арах груди с напряженными сосками нежно-розового цвета… и тут его плоть повела себя самым разнузданным образом, и он ничего не мог с этим поделать, а дева радостно вскрикнула и, вначале приподнявшись, медленно осела… и Рангар почувствовал, как его восставшая плоть погружается в нечто нежное, и влажное, и жадно-трепещущее… и он, как и Зоров примерно в то же время, расслабленно закрыл глаза, потому что бороться с этим было невозможно (да и нужно ли?), и подумал если не дословно, что и Зоров, то очень похоже.

Ладе снилось, что она лежит в объятиях Рангара, и он ласкает ее так же нежно и страстно, как десять лет тому назад, и они сливаются в хмельном любовном экстазе… Сон был удивительно приятным и реалистичным; Лада счастливо улыбнулась, потянулась и открыла глаза.

Она распростерлась на роскошном, слегка примятом ложе под розовым балдахином, находящемся то ли на террасе, то ли на огромном балконе; террасу или балкон полукругом охватывали разноцветные ажурные перила, где-то внизу шумел то ли парк, то ли лес и восходящее солнце посылало первые приветливые лучи на землю. Справа Лада заметила высокие резные двери с витражами, а слева…

Она с трудом подавила вскрик и села, кутаясь в простыню, потому что была совершенно голой, и расширенными от страха глазами уставилась на незнакомого мужчину, в непринужденной позе облокотившегося на перила и тоже, что характерно, совершенно голого. Он был высок, строен, с хорошо развитой мускулатурой, бронзовокожий от загара. На лице, окаймленном черной бородой и черными густыми волосами, перехваченными литым золотым обручем с сапфиром, выделялись ясные нежно-голубые глаза и красивый чувственный рот. Небольшая горбинка на тонком носу придавала облику незнакомца мужественность и своеобразный хищный шарм.

– Меня зовут Зинг, – приветливо произнес незнакомец. – А как зовут тебя, прекрасная и неповторимая в любви дева?

“Что он мелет? – пронеслось в голове у Лады, и она поплотнее закуталась в простынь. – О какой любви он плетет? И почему и я, и он голые? Неужели…”