Все, что осталось от любви - [7]

Ей устроили разгон по полной программе. Встреча с добротным кожаным ремнем и багровые полосы на теле. Вопрос — зачем ты дала ему ключ, еще долго звучал в голове, медленно, но верно, убивая что-то дорогое и любимое.

— Мой брат.

Неделю назад ей исполнилось двенадцать.

* * *

Отличное утро. Выходные и семейная вылазка на дачу с прополкой грядок, купанием и ночевкой. Все заранее предвкушали то удовольствие, которое получат от нескольких дней поведенных вместе, тем более что в понедельник мама вновь собиралась в командировку. Москвич пыхтя катил по проселочной, подпрыгивая на выбоинах, скрипя кузовом и поднимая облако родной астраханской пыли. Приемник, надрываясь, распевал «Миллион алых роз», отрывая дачников от дел, чтобы те проводили взглядом дружное семейство. Отбивая размеренную дробь, мимо пролетел поезд, оглядывая с высоты вала дома, заборы, зелень садов и маленькие фигурки людей.

Каждый был занят своими делами и мыслями. Родители рассуждали насчет прививки деревьев, она мечтала о наливной черешне, а он представлял себя на мопеде, мчащемся вдаль и сейчас покоящемся на багажнике. Но сперва, распределение обязанностей: вскопать яблоню, полить рассаду с брызгами и ловлей медведок.

Они носились по участку, перекладывая шланги наперегонки, обливая друг друга, босые, по колено в грязи. Досталось всем, родителей также окатили водой, втянув в сумасшедший кавардак игры под ярким солнцем и образовавшейся радугой.

— Мама, мама! Можно мы поедим купаться? — растрепанная, смеющаяся, она летела к ней напрямую через клубнику, и отказать было невозможно.

— Да, но ненадолго, скоро будем обедать. — Конца фразы, казалось, никто не слышал, взявшись за руки, они уже летели к калитке, такие разные и похожие одновременно. Семь и семнадцать, но словно одногодки, понимающие друг друга с полуслова.

Ветер бил в лицо, заставляя жмуриться, сгоняя соленые капли в уголки глаз. Она крепко держалась за руль, иногда вздрагивая и замирая от страха на поворотах, прижимаясь спиной с его груди, а затем хохотала во все горло, когда он называл ее: «Трусишка».

— Васяка! Смотри, смотри тутник! Давай остановимся.

— Нет, мама будет ругаться.

— Ну, пожалуйста, — он не мог противостоять мольбе, написанной на чумазой мордочке, но все-таки еще раз сказал: «Нет».

Она, как будто не слыша его, забыв про свой страх, отпустила руки и подпрыгивала на сидении. Он сдался.

С ней всегда было здорово, смешно. Болтушка — она беспрестанно пела, что-то рассказывала, задала несметное количество вопросов. И даже сейчас опасно карабкаясь на дерево, так что у него замирало сердце, подбивала его спеть «Крылатые качели».

К обеду они опоздали, но нагоняя смогли избежать, хотя он уже настроился, как старший, выслушивать упреки. И все благодаря ей. С черными губами и испачканными ладонями, она бросилась на шею к отцу и принялась рассказывать о том, как он чуть не свалился с дерева, а затем угощала родителей байками об огромной рыбине, увиденной в речке, и требовала немедленно пойти на рыбалку. Они были прощены.

* * *

Папа забрал ее из продленки, и они шли по вечерней улице, громко здороваясь с соседями и делясь впечатлениями о минувшем дне. Она хвасталась пятеркой по чтению и требовала мороженого.

— Папа, а почему все дети идут в первый класс, а я в нулевом?

— Все дети начинают учиться в семь лет, а тебе еще только шесть, но ты тоже хочешь учиться в школе, поэтому учителя придумали нулевой класс, чтобы твое желание могло исполниться.

— Они специально для меня придумали?

— Не только, для всех детей, которым только шесть, но они хотят учиться.

— Привет, па. — К ним подошел Васек. — Мама в магазин посылала. — Он отдал хлеб отцу и, нагнувшись к сестре, заговорщически шепнул на ухо. — Идем быстрее, что покажу, — а для отца добавил, — мы вперед.

И взявшись за руки, они побежали вдоль дома, крича: «Мы первые».

Она еще не знала о том, что дома, спрятанный в котле для белья, ее ожидал пятнистый щенок, который получит имя Рекс, сгрызет ее азбуку и потеряется где-то на даче, когда ее любимый брат, приняв дозу, забудет закрыть калитку.

* * *

— Посадят или нет? — какая разнится. Все равно вернется домой и все начнется сначала.

— Я думаю, что он и без нашей помощи справится с этой задачей, не сейчас, так через какое-то время. У него один путь, — вздохнул отец, обреченно качая головой. Он словно произнес вслух ее мысли. Только пути было два, один из которых необратим.

— Ему выбирать.

— Да, оказывается, он брал ее дважды, — продолжал отец. — Когда милиция приезжала, ко мне подходили люди и рассказывали, чт, сперва они пришли втроем. Открыли гараж, выкатили колеса. Помнишь, мы в Аткарск ездили, и я менял два колеса. Так вот, сначала их забрали. Затем вернулись и стали машину выкатывать. В первый день ударили зад, по сравнению с капотом — поцарапали.

— Я не понимаю, неужели ума совсем нет. Ему одного раза было мало. — Где-то за спиной отца, у холодильника, тихо всхлипнула мать, которой было тяжелее всех. Перед отъездом она взяла на себя ответственность за его пребывание дома, а он вновь подвел, натворил дел и скрылся. Отец, видимо также обратил на это внимание, и в какой-то мере сострадая ей, продолжил: