Всё, что имели... - [8]

В молодости дядя Вася мастерил такие охотничьи ружья да с такими завитушками-узорами, что равных ему в этом деле не было. Однажды на кулачках он повредил руку, с той-то поры и утерял мастерство свое великое, с той-то поры и перешел в заводскую охрану.

— Ну, если дядя Вася на посту, значит можно спать спокойно, — сказал шутливо Леонтьев.

— Я гляжу и который вечер дивлюсь — никакой тебе светомаскировки, — будто бы самому себе молвил дядя Вася.

Новогорск поблескивал огнями. Огни обозначали короткую главную улицу, что тянулась вдоль железной дороги. Неподалеку виднелся освещенный кинотеатр с колоннами, и по горящим лампочкам на фронтоне можно было прочесть его название — «Октябрь».

— Вон, в кино люди идут, поезда с огнями ходят… Ни дать ни взять мирное время, — опять же как бы самому себе говорил дядя Вася, похлопывая от стужи рукавицами.

На следующее утро Леонтьев и Конев пришли осматривать предназначенное для инструментального цеха помещение.

— Вот это хоромина! Вот это удружил наш начальничек Рябов… Да в своем ли он уме! — горячился расстроенный Конев.

Леонтьев молча оглядывал «хоромину», искал глазами выключатель или рубильник, чтобы зажечь свет. В просторном гараже было сумрачно, в небольшие окна еле просачивалось только-только взошедшее солнце. Найдя выключатель, он щелкнул им, и под потолком загорелись пыльные лампочки. Вспыхнули, заискрились мириадами огоньков оштукатуренные стены, густо покрытые игольчато-пушистым инеем. На цементном полу там и сям валялись какие-то железки, тряпье, чернели масляные пятна, зияли продолговатые смотровые ямы, и кое-где виднелись в них старые автопокрышки. Было заметно, что отсюда недавно угнаны автомобили, а об уборке помещения бывшие хозяева не очень-то позаботились.

Леонтьев прошелся из конца в конец и все, что увидел, напомнило ему дни юности, когда работал шофером на стройке: тогда у них был примерно такой же гараж.

Конев продолжал возмущаться:

— Наше первоклассное оборудование затаскивать сюда? Это же… Это же черт знает что! Неужели Рябов не понимает? Ты что молчишь?

— Прикидываю, Павел Тихонович, и тебя призываю к тому же. Давай-ка поразмыслим, где, что и как расставить, — задумчиво ответил Леонтьев.

— Здесь? В этом сарае?

Первыми из рабочих пришли Макрушин и Мальцев. Придирчиво оглянув помещение гаража, Мальцев спросил:

— Что ты скажешь, Никифор Сергеевич?

— А что тут говорить?.. Хлебнем горюшка, а работать надо, — ответил тот.

— Совершенно верно! — поддержал Макрушина стремительно вошедший Рябов. — Требование дирекции таково, — продолжал он, обращаясь к Леонтьеву, — не медлить, приспосабливать помещение и расставлять оборудование.

— Требовать легко, — проворчал Конев и тут же с упреком добавил: — Ефим Васильевич, неужели не было для нас другого помещения?

— Было и есть. Без крыши над головой. Устраивает? — сердито бросил Рябов.

— Требования дирекции нам ясны. Будем выполнять, — сказал твердо Леонтьев и распорядился: — Павел Тихонович, организуй доставку сюда нашего оборудования.

— Будет выполнено, — заверил Конев. А через полчаса он — мускулистый и скорый на ногу — ходил вдоль железнодорожного полотна, оглядывал припорошенное снежком цеховое оборудование и, как бы продолжая разговор с начальником инструментального отдела, бубнил:

— Требовать всякий может… А где порядок, где транспорт, где автокраны? Мы что, станки на себе возить будем?

— Павел Тихонович, кое-что и самим утащить можно, цех-то рядом, — сказал Мальцев.

— И то правда, — согласился Макрушин. — Вон лист железа лежит, взвалим на него станок и волоком по снежку.

— Втроем? — усомнился Конев.

— Почему втроем? Гляди-ка, Савелий показался, его кликнуть можно, а там и другие подойдут.

Когда утром Грошев сказал Степаниде, что пора ему на работу, она тоже пошла с ним, намереваясь присмотреться, где тут магазины да городской рынок: без них ведь не обойтись.

Увидев инструментальщиков, пытающихся ломами сдвинуть с места тяжелый станок, Грошев заторопился к ним.

— Ты куда это? Погоди! — попыталась остановить мужа Степанида.

Он не замедлил шага, не оглянулся. Дома, бывало, что жена скажет, то и ладно, то и гоже, но если дело касалось цеха, тут уж послушный Савелий мог и возразить.

Степанида наблюдала, как мужики, тужась, тянули тяжеленную махину, даже слышала скрежет железного листа на мерзлых комьях, присыпанных снегом, поругивала про себя заводское начальство, которое заставило людей этаким образом возить на себе станки. Но больше она кляла эвакуацию.

В долгой дороге, слушая иногда не очень-то ясные ответы Леонтьева, куда они едут и что их ожидает, Степанида Грошева грезила о том, что привезут их в большой приличный город, получат они с мужем удобную квартиру… А что вышло? Город — одно только название, квартира — никудышная комнатенка в саманном бараке, где не то что шифоньер с буфетом, — обеденный стол некуда поставить… И сразу приуныла она, понимая, что вдосталь придется помаяться в этом холодном Новогорске.

Вспомнился их ухоженный и безбедный левшанский дом с огородом и садом. В иные годы столько своих овощей и фруктов бывало, что хоть возами вывози (хватало и для себя, и для рынка). Веселой и здоровой росла единственная дочь Арина — материнское да отцовское утешение… Подумав о дочери, Степанида вновь загоревала. Нынешним летом Арина впервые не приехала домой на каникулы. Пришло от нее несколько до обидного коротеньких писем. В одном из них похвалилась: летнюю сессию сдала хорошо, в другом написала, что им, старшекурсникам, с первых же дней войны приказали работать медицинскими сестрами в развернувшихся госпиталях.