— Она совсем не такая.
— А ты в этом уверен? Ведь я еще ни разу не видела, чтобы ты нервничал. — Синди легонько пожала плечами, отчего свитер весьма соблазнительно обтянул ее грудь, но даже такой заманчивый вид не смог отвлечь Гриффина от ее слов. — Конечно, мы не слишком давно вместе, но я еще ни разу не видела тебя в таком состоянии. Когда Далтон ушел и оставил на тебя многомиллиардную компанию, ты даже глазом не моргнул, а просто созвал совет директоров и быстренько всех убедил, что лучшего временного генерального директора, чем ты, невозможно придумать. И мне даже кажется, ты мог бы сразу же отбросить слово «временный» и по праву занять место постоянного генерального директора.
— К чему это все?
— К тому, что тогда ты был совершенно спокоен и даже не думал нервничать. — Синди явно постаралась смягчить свои слова улыбкой. — Но сейчас ты нервничаешь, и я даже не знаю, что мне с этим делать.
— А тебе и не нужно ничего с этим делать, — буркнул Гриффин, хотя прекрасно понимал — она ждет от него совсем других слов.
Гриффин так долго молчал, что Синди еще раз легонько пожала плечами и отвернулась, решив, что он вообще не собирается отвечать. И он действительно не собирался, но потом она еле слышно вздохнула. Так тихо, что Гриффин вообще едва расслышал этот вздох за шумом машин, но в нем сквозило столько сожаления…
Как же хорошо было раньше. Отличный секс и никаких ненужных чувств. Гриффину казалось, Синди все полностью устраивает, ведь с чего бы ей, да, и любой другой женщине, хотеть слушать, как он плачется о своем несчастном детстве?
Но этот еле слышный вздох, прозвучавший для него громче любой трубы…
Гриффину совершенно не хотелось думать о том, что она может жалеть, что вообще с ним связалась.
— Шарлин совсем не такая.
— А какая?
— Ну, во всяком случае, когда я ее знал, она была невероятно хорошим и добрым человеком. И она совершенно не заслужила такого наказания, как мой отец.
Синди долго молчала, а потом просто сказала:
— Понятно.
Гриффин не собирался ничего к этому добавлять, но тихий ответ Синди снова заставил его заговорить.
— Когда я был маленьким, она почти десять лет была его секретаршей и любовницей. И иногда во время школьных каникул она приводила нас к отцу на работу, но при этом никогда не забывала нас развлекать. Давала нам карандаши, бумагу и даже специально для нас держала в столе коробку с леденцами.
— Дай-ка догадаюсь, леденцы были мятные.
Гриффин искоса на нее глянул:
— Мятные были для Далтона, а как ты догадалась?
— Потому что он до сих пор держит их в столе, я всегда считала это одной из его немногих человеческих слабостей. Разумеется, до того, как он сбежал с работы к любимой женщине. — Синди задумчиво на него посмотрела. — А какие леденцы предпочитал ты сам?
— Ореховые.
— Я тоже всегда их обожала. Но раз уж у тебя с ней связано столько хороших воспоминаний, почему ты готов взбеситься?
— И вовсе я не собираюсь беситься.
— Собираешься.
— Я не…
— Тебе еще раз напомнить, через что ты прошел не моргнув и глазом?
Синди говорила почти шутливо, но Гриффин по глазам видел, что так просто она от него не отстанет. Ему вдруг нестерпимо захотелось остановить машину и… И что? Велеть ей заняться собственными делами? А может, просто зацеловать до изнеможения, чтобы они оба вспомнили о том, каковы их отношения на самом деле? Ведь все должно сводиться к сексу и удовольствию, а не к тому, чтобы вытаскивать на свет призраков прошлого.
— Знаешь, на твоем месте я могла бы испытывать чувство вины за то, что твой отец так плохо с ней обращался.
— А кто сказал, что он плохо с ней обращался?
— Я это заключила из того, что он ненавидит «Шепард капитал» и изо всех сил старался их разрушить. И если ты не считаешь это плохим обращением, я даже и не знаю, что тут можно еще сказать.
— Да, — согласился Гриффин, — это ты точно подметила. Но я уже давно перерос тот возраст, когда мне нужно было хоть как-то оправдывать отцовские действия. Он — ублюдок, и ничто этого не изменит, но я в этом не виноват.
— Но ты явно чувствуешь себя виноватым перед Шарлин. Если не за его, то за чье тогда поведение тебе стыдно? Не можешь же ты винить себя за то, как вел себя после того, как они расстались?
Не зная, что сказать, Гриффин лишь пожал плечами. Раньше он никогда об этом не задумывался.
— Она была как часть нашей семьи, как вторая мать, а потом она вдруг взяла и исчезла.
— И сколько тебе тогда было? Девять?
— Десять.
— Слушай, я, конечно, понимаю, твой отец настоящий псих, но все равно ему не стоило все эти годы держать при себе любовницу и вести себя так, словно вам положено было быть лучшими друзьями. Нельзя так обращаться с детьми, но тебе было всего десять лет, так что тебе совершенно не в чем себя винить, ведь ты тогда даже толком не понимал, что происходит.
— Возможно, но я понимал, что отец не должен был так с ней обращаться. Может, в детстве я и не мог ничего изменить, но я уже давно вырос. И у меня было больше двенадцати лет, чтобы за все извиниться.
Синди пристально на него посмотрела, а потом усмехнулась.
— Не знаю, как тебе, но мне в восемнадцать еще было очень далеко до настоящей взрослости.
