Всё, что должно разрешиться… Хроника идущей войны - [76]

Шрифт
Интервал

Потом, через пару дней, у них 78-я бригада расположилась под Волновахой — и произошла, буквально, атака гадюк. 73 обращения в больницу было в связи с укусами.

Сначала молния ударила, потом гадюки покусали, сейчас, зимой, — их мыши атакуют. Скоро пойдут вход сепаратистские крысы, сепаратистские коты, и такое тогда начнется!..

— У них земля будет гореть под ногами, — с каким-то неожиданно добродушным чувством, совсем, казалось бы, не идущим этой фразе, сказал весьма колоритный боец, которого все называли дядя Вася. Из сказанного им получалось так, что ему даже как-то жалко противника, которого атакуют грызуны и ползучие гады. Но Захарченко переводить разговор в хохму не стал:

— Мы с вами сидим в одних окопах и говорим на одном языке. Но у вас своя война здесь, а у меня ещё и — там. Мы вместе бьёмся за одно и то же, только у каждого свой фронт.

Есть Москва — она может где-то предложить помощь, но тут же взамен хочет, чтоб мы отдали им газовую трубу. Ты думаешь, у меня сними проблем нет? Есть! Только я об этом не говорю. Знаешь, почему в Донецкой республике поставки российского газа прикрутили? Потому что наши трубы хотят забрать. А я им трубы не отдаю. Народная труба, и она будет народной. Пока я буду главой — хер её кто заберёт отсюда.

Там же торг непрестанный идёт: отдай такому-то товарищу Минакиевский металлургический, или ещё что-нибудь отдай, и мы тебе тогда дадим бензин. А людям что останется тогда?

Мы ничего не отдаём, это — донецкое.

Ты придёшь с армии на дембель — а у вас есть труба государственная. И с этой трубы потом будут делать дороги, пенсии платить, пособия, дети будут бесплатно учиться в институтах, лекарства, обеспечение медицинское — всё это с трубы.

С Россией — ладно; ещё и проходимцы отовсюду к нам стремятся. Каждый день общаешься с какой-нибудь очередной олигархической тварью.

Один раз я едва не прибил посланца от Януковича-младшего. Он пришёл и — практически дословно говорю, немного только эмоций добавлю, — пришёл и докладывает: «Виктор Фёдорович и сын его Александр готовы вернуться. Но для того, чтобы они сюда нормально пришли, мы разрешаем вам первому поцеловать ему руку на красной дорожке». А сидим мы вот так, как с тобой, — Захарченко здесь обратился к дяде Васе, сидевшему ровно через стол. — Я беру его за голову — и херак об стол. Сопатку разбил и говорю ему: «Слышь ты, урод, видишь — нос у тебя разбитый. Передай своему Саше, что это не тебя я бью, а его».

А в Москве, я ещё тогда на костылях был, после ранения, мне не хватило до его же морды трёх сантиметров. Я тогда ещё плохо костылём управлялся, для меня это было новое средство передвижения. Но по щеке ему костылём вскользь прошло…

Так что у каждого своя бойня.

Для меня вы все родные. Неважно, в каком подразделении вы служите, главное, что вы служите. Неважно, где я нахожусь сейчас — в Донецке, в Минске, в Москве: главное, что я делаю только то, что касается каждого здесь.

Я хотел стреляться, клянусь вам. Я хотел застрелиться, когда меня заставляли подписать линию разграничения, по которой я должен был отдать Докучаевск. Но я не подписал. Я подписал другую линию, по которой Докучаевск наш.

Меня принуждали сказать, что мы готовы на федерализацию. Я сказал тогда: мне проще застрелиться. Теперь таких разговоров нет.

Раз уж мы форму надели, пока мы её носим — будем выполнять свой долг. Нас же никто не заставлял силой. Тяжело будет — наверняка. Убить могут — могут. Все мы уже раненные-перераненные на этой войне, но ведь нам подсказало сердце так себя повести, а не какая-то бабка нашептала на ушко.

В Донецке, за вашей спиной — всякой мрази до ебени матери. Иногда просто не с кем работать: нет кадрового резерва. А кадровый резерв нормальный — здесь, вот в этом помещении, на Монастыре, под Горловкой, в Докучаевске… С фронта вернётесь — хозяйство, прокуратура, МВД, МТБ — всё будет ваше. Будете работать. Вы воевали, вы стреляли, вы убивали, вы уже свой выбор сделали — вы не предадите.

Министра экономики выгнал знаешь за что? Поначалу она нормальная была, а потом взяла и на 35 % прижала на откат одну нефтяную компанию. Я с этой нефтяной компанией борюсь и никак не могу понять, почему она цены не скидывает. Знаешь, что пришлось сделать? Пришёл и зажал главе нефтяной компании в дверях яйца. И он мне признался, что не мог снизить цену, потому что платит 35 % откат министру экономики. Я сел и охерел. А думаешь, таких мало было? Дохера! И куда она пошла, этот министр? В сад, бабочек ловить. Вылетела с министерского кресла. Пожалел её, не посадил только потому, что она беременная. И это только то, что я знаю. А сколько я не знаю! Вот поэтому вы должны прийти с войны, ребята. И с вас я буду драть три кожи.

Идеологию потихоньку придумаем.

Я сейчас хочу построить теплицы, чтобы заниматься выращиванием помидоров, огурцов — и для внутреннего потребления, и на экспорт. Чтобы страна не только на угле и металле сидела, а что-то производила. Один гектар тепличного хозяйства весит приблизительно 500 тысяч «зелёных» — чтобы его обустроить. Хочу сделать так: государство платит 70 %, а люди добавляют 30 %. Чтобы люди не только работали и производили, но и вкладывали свои деньги в производство. Чтобы было, за что бороться. Люди будут при деле и с деньгами. Из институтов собираю молодёжь: по десять человек в каждый департамент. Чтоб кадровый резерв можно было восполнять. Чтобы не старых привлекать — команду Януковича, а вообще ситуацию в стране поменять.


Еще от автора Захар Прилепин
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень.


Санькя

Второй роман одного из самых ярких дебютантов «нулевых» годов, молодого писателя из Нижнего Новгорода, финалиста премии «Национальный бестселлер»-2005 станет приятным открытием для истинных ценителей современной прозы. «Санькя» — это история простого провинциального паренька, Саши Тишина, который, родись он в другие времена, вполне мог бы стать инженером или рабочим. Но «свинцовая мерзость» современности не дает ему таких шансов, и Сашка вступает в молодежную революционную партию в надежде изменить мир к лучшему.Классический психологический роман, что сегодня уже само по себе большая редкость, убедительное свидетельство тому, что мы присутствуем при рождении нового оригинального писателя.


Грех

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы

Не совсем понятно, что делать с Прилепиным, по какому разряду его числить. У нас такой литературы почти не было.Проза Прилепина вызывает желание жить — не прозябать, а жить на всю катушку. Еще десяток таких романов, чтобы уж самых ленивых и безграмотных проняло, — и России не понадобится никакая революция.Дмитрий Быков.


Ополченский романс

Захар Прилепин – прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий “Большая книга”, “Национальный бестселлер” и “Ясная Поляна”. Автор романов “Обитель”, “Санькя”, “Патологии”, “Чёрная обезьяна”, циклов рассказов “Восьмёрка”, “Грех”, “Ботинки, полные горячей водкой” и “Семь жизней”, сборников публицистики “К нам едет Пересвет”, “Летучие бурлаки”, “Не чужая смута”, “Взвод”, “Некоторые не попадут в ад”. “Ополченский романс” – его первая попытка не публицистического, а художественного осмысления прожитых на Донбассе военных лет.


Имя рек

«Быть может, у меня ничего не получилось, но я так не думаю. Перед вами – итоги моих болезненных размышлений о нашем с вами Отечестве. Чтоб понять, кто мы и зачем, нужно было заново пересобрать все представления, и я бережно, с тщанием ребёнка, пересобрал. В какой точке бытия находимся мы и куда следуем. Что есть Родина. Какое отношение мы имеем к Древней Руси. Насколько близки к нам князья династии Рюриковичей и кто для нас Грозный Иоанн. Как мы из дня нынешнего видим “белых”, и что нам думать о “красных”.


Рекомендуем почитать
Кризис номер два

Эссе несомненно устаревшее, но тем и любопытное.


Зачем писать? Авторская коллекция избранных эссе и бесед

Сборник эссе, интервью, выступлений, писем и бесед с литераторами одного из самых читаемых современных американских писателей. Каждая книга Филипа Рота (1933-2018) в его долгой – с 1959 по 2010 год – писательской карьере не оставляла равнодушными ни читателей, ни критиков и почти неизменно отмечалась литературными наградами. В 2012 году Филип Рот отошел от сочинительства. В 2017 году он выпустил собственноручно составленный сборник публицистики, написанной за полвека с лишним – с I960 по 2014 год. Книга стала последним прижизненным изданием автора, его творческим завещанием и итогом размышлений о литературе и литературном труде.


Длинные тени советского прошлого

Проблемой номер один для всех без исключения бывших республик СССР было преодоление последствий тоталитарного режима. И выбор формы правления, сделанный новыми независимыми государствами, в известной степени можно рассматривать как показатель готовности страны к расставанию с тоталитаризмом. Книга представляет собой совокупность «картинок некоторых реформ» в ряде республик бывшего СССР, где дается, в первую очередь, описание институциональных реформ судебной системы в переходный период. Выбор стран был обусловлен в том числе и наличием в высшей степени интересных материалов в виде страновых докладов и ответов респондентов на вопросы о судебных системах соответствующих государств, полученных от экспертов из Украины, Латвии, Болгарии и Польши в рамках реализации одного из проектов фонда ИНДЕМ.


Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России

Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.


Был ли Навальный отравлен? Факты и версии

В рамках журналистского расследования разбираемся, что произошло с Алексеем Навальным в Сибири 20–22 августа 2020 года. Потому что там началась его 18-дневная кома, там ответы на все вопросы. В книге по часам расписана хроника спасения пациента А. А. Навального в омской больнице. Назван настоящий диагноз. Приведена формула вещества, найденного на теле пациента. Проанализирован политический диагноз отравления. Представлены свидетельства лечащих врачей о том, что к концу вторых суток лечения Навальный подавал признаки выхода из комы, но ему не дали прийти в сознание в России, вывезли в Германию, где его продержали еще больше двух недель в состоянии искусственной комы.


Казус Эдельман

К сожалению не всем членам декабристоведческого сообщества удается достойно переходить из административного рабства в царство научной свободы. Вступая в полемику, люди подобные О.В. Эдельман ведут себя, как римские рабы в дни сатурналий (праздник, во время которого рабам было «все дозволено»). Подменяя критику идей площадной бранью, научные холопы отождествляют борьбу «по гамбургскому счету» с боями без правил.