Все, что блестит - [78]

— Конечно, — сказал он просто и направился к ней.

Когда он подошёл настолько близко, что она смогла почувствовать запах его вспотевшего тела, он остановился и спросил:

— С чего бы это?

— Твоя мать раскрыла мне глаза, — сказала она, с трудом сглатывая.

Её сердце билось так сильно, что она с трудом могла говорить. Николас не собирался облегчать ей задачу, она ясно это видела.

— Она заставила меня понять, что я позволила своей гордости разрушить мою жизнь. Я… я люблю тебя, и, даже если ты не любишь меня, я хочу провести с тобой остаток своей жизни. Я надеюсь, что ты любишь меня, maman тоже думает, что ты любишь меня, но даже если ты не… не сможешь полюбить меня, это не имеет значения.

Николас резко провел пальцами по чёрным волосам, его лицо внезапно помрачнело и ожесточилось.

— Ты что — слепая? — грубо спросил он. — Вся Европа знает, что, стоило мне бросить на тебя один взгляд, — и я сошёл с ума. Ты думаешь, я такой раб своего вожделения, что преследовал бы тебя с такой настойчивостью, если бы хотел от тебя только секса?

Её сердце пропустило удар, потому что он сказал то же самое, что несколько минут назад говорила ей его мать. Мадам Константинос действительно знала своего сына! И, как она и сказала, Нико очень походил на своего отца. Джессика потянулась к нему дрожащими руками и крепко прижалась ладонями к его тёплой, надёжной груди.

— Я люблю тебя, — прошептала она нерешительно. — Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня за то, что я была такой слепой и глупой?

Дрожь прокатилась по всему его телу, и с глубоким стоном он схватил её и прижал к себе, спрятав лицо в её спутанных волосах.

— Это не проблема — простить тебя, — пробормотал он отчаянно. — Если ты сможешь простить меня, если ты сможешь всё ещё любить меня после того, как я так беспощадно преследовал тебя, как я могу держать обиду на тебя? Да и моя жизнь потеряет всякий смысл, если я позволю тебе уйти. Я люблю тебя, — он поднял голову и повторил: — Я люблю тебя.

Джессика вся затрепетала, едва услышала этот глубокий голос, произносящий слова любви, и, признавшись ей в своей любви раз, Николас продолжал повторять эти слова снова и снова, а она цеплялась за него с отчаянной силой, прятала лицо в жёстких курчавых волосах, покрывавших его грудь. Николас обхватил ладонью её подбородок, поднял лицо к себе и захватил её губы голодным, собственническим поцелуем. Лёгкие беспорядочные покалывания понеслись по её нервам, Джессика встала на цыпочки, чтобы теснее прижаться к нему, и её руки, скользнув по нему, обвили его шею. Его гладкая тёплая кожа под её пальцами пьянила, и теперь Джессика больше не хотела сопротивляться ему, она отвечала ему безоглядно. Наконец она могла дать волю своей собственной потребности трогать его, поглаживать его смуглую загорелую кожу и ощущать вкус его губ. Глубокий стон вырвался из его груди, когда она сделала именно то, о чём мечтала, и в следующий момент он поднял её на руки и зашагал по песку.

— Куда ты несёшь меня? — прошептала Джессика, проводя губами поперёк его плеча, и он ответил ей напряжённым голосом:

— Вон туда, где камни скроют нас из вида.

И через мгновение они оказались в окружении камней. Николас осторожно уложил её на нагретый солнцем песок. Несмотря на дикое желание, которое она чувствовала в нём, он был нежен и занимался любовью с ней, сдерживая себя, как будто боялся причинить ей вред. Его искусное, терпеливое внимание привело Джессику в экстаз, и, когда она спустилась с небес на землю, то ощутила, что их любовные ласки были чистыми и исцеляющими, они стирали всю боль и гнев прошедших месяцев. Это скрепило договор о признании их любви, по-настоящему сделало их мужем и женой. Нежась в его крепких объятьях, она спрятала лицо на его бурно вздымающейся груди и прошептала:

— Всё это время потрачено впустую! Если бы только я сказала тебе…

— Ш-ш, — прервал он, поглаживая её волосы. — Никаких взаимных обвинений, любимая, потому что я тоже во многом виноват, а я не очень-то легко признаю свою неправоту.

Его жёсткий рот изогнулся в кривой улыбке, он положил руку ей на спину, продолжая нежно ласкать, как будто она была котёнком.

— Я понимаю теперь, почему ты так боялась меня, но в то время каждый твой отказ я воспринимал, как удар в лицо, — мягко продолжил он. — Я хотел оставить тебя в покое; ты никогда не узнаешь, сколько раз я пытался найти силы уйти и забыть о тебе, и меня приводило в ярость то, что я не мог этого сделать. Я никогда никому не позволял обрести такую власть над собой, — признался он с самоиронией. — Я не мог согласиться с тем, что всё-таки потерпел поражение, я сделал всё, что мог, чтобы снова взять верх над тобой, пытался управлять своими эмоциями, но ничего не помогало, даже Диана.

Джессика задохнулась от того, что он посмел даже упомянуть при ней это имя, и подняла голову от его груди, чтобы впиться в него ревнивым взглядом.

— Так что насчёт Дианы? — резко спросила она.

— Ой! — моргнул он, щёлкнув её по носу длинным смуглым пальцем. — И зачем я только открыл свой чёртов рот, когда мог бы держать его закрытым, а?

Но его чёрные глаза искрились радостью, Джессика видела, что он наслаждается её ревностью.