Всадники «Фортуны» - [8]

— Привет, Грэм! Привет, Эдуар! — Лоринг приветствовал директоров явно не «по ранжиру». Однако, подойдя вплотную, сперва пожал протянутую руку Мортеле и затем сам подал руку Гастингсу.

«Уважает обоих, но с французом просто хорошо сработался, а с “дирижером гонки”, похоже, почти дружен, — подумала комиссар. — Никакого чинопочитания, но и фамильярности не заметно. Или это он при посторонних соблюдает этикет?»

— Здравствуйте, — гонщик посмотрел на незнакомую женщину быстрым взглядом, не оценивающим и не равнодушным, скорее вопросительным. — Я — Даниэль Лоринг. А комиссар Тауэрс — это, значит, вы?

Почти безупречное английское произношение. Разве только некоторые слова он произносит жестче, чем англичане. И говорит спокойно. По крайней мере, внешне.

— Я, — она ответила деловым мужским кивком. — Как определили?

Он чуть приподнял густые, немного выгоревшие брови.

— Мне сказали, когда я ставил машину на стоянку: мол, здесь комиссар Тауэрс из Лондона. Ну, я и подумал, что оба моих начальника только со столичным комиссаром сейчас разговаривать будут. А потом, помнится, в какой-то газете видел статью про вас. Наверное, о вас много пишут, но я вообще-то почти не читаю газет. Не люблю их.

Совершенно спокойная и взвешенная фраза. Но за кратким «Не люблю их» для Айрин Тауэрс крылось куда больше смысла, чем, возможно, хотел бы Лоринг, у которого эти слова, скорее всего, вырвались нечаянно.

Он вновь глянул в лицо комиссара, понял, что выдал себя, и закончил:

— Они меня тоже не любят. По крайней мере, в последнее время.

— Вы поставили машину на служебную стоянку, а не подъехали прямо к боксам. Вероятно — чтобы сначала расспросить охрану и узнать, что здесь произошло? — спросила Айрин Тауэрс. — Ведь по телефону вам вряд ли много рассказали.

Даниэль Лоринг обменялся взглядом с Грэмом Гастингсом и кивнул:

— Да, я хотел хотя бы что-то узнать. Я вам нужен, комиссар?

— На данный момент больше, чем все остальные, — подтвердила она. — Вы же должны понимать, мистер Лоринг: судя по всему, самовольство Джанкарло Висконти сохранило вам жизнь. Где мы можем с вами поговорить один на один?

Казалось, он немного растерялся. Вновь, на этот раз — уже достаточно нервно, посмотрел на технического директора, потом на Мортеле. Но быстро взял себя в руки.

— Если это так нужно… На улице уже полно народу, а сейчас еще и журналисты понаедут. Можно пройти в мою раздевалку. По крайней мере, я могу ее запереть на ключ, и туда никто не сунется.

Раздевалка звезды имела вполне обычный, отнюдь не шикарный вид. Правда, места в ней хватало, но то была самая простая комната — светлый пластик стен, почти сплошь завешенных большими цветными фотографиями с разными моментами автогонок, пара столов, скамьи и стулья с валявшимися на них тремя-четырьмя футболками, тренировочным костюмом адидас и оранжевой бейсболкой. На стуле — аккуратно сложенный рыжий комбинезон. В одном углу стояла кушетка, а на ней лежала стопка журналов и гоночные перчатки, другой занимала полупрозрачная душевая кабина со свесившимся через борт махровым полотенцем.

Беглого взгляда оказалось достаточно: в комнате ничего особенного нет. Разве что эти огромные фотографии. На некоторых из них запечатлен, очевидно, болид Лоринга, на трех фото — он сам: возле машины, на ней, с поднятыми в порыве торжества руками, на подиуме, в руках — кубок (кажется, это было в Японии, когда он выиграл, казалось бы, изначально проигрышный заезд). Остальные снимки рассказывали о более ранних заездах, в которых Лорни еще не мог участвовать. Вот столкновение двух машин, вот момент обгона, когда болиды как бы соединились в невероятном рывке, вот снятый сверху пелатон [5] — не менее двенадцати машин идут одна за одной, некоторые едва не прижимаясь друг к другу (трудно поверить, что все это — на сумасшедшей скорости!). А вот снимок пилота в оранжевом лароссовском комбинезоне, сидящего на сполере своего болида. Шлем лежит рядом, ветер слегка треплет темные волосы, глаза блестят торжеством.

Комиссар лишь долю мгновения задержала взгляд на фотографии, но Лоринг это заметил.

— Последний снимок Уолтера Дейла, — сказал он. — Последний гоночный снимок. Это был лучший гонщик «Фортуны» за все время ее существования. Он разбился здесь, на этой трассе. Знаете?

— Знаю, — она кивнула. — Редкое фото. Можно сесть?

— Пожалуйста, — Даниэль скинул с одного из стульев все, что на нем было, подождал, пока комиссар сядет, и сам опустился на край кушетки, небрежно стаскивая куртку. Обтягивающая серая футболка подчеркнула развитую мускулатуру плеч, рук и груди, особенно очевидную при очень тонкой талии и высокой посадке головы. Нет: не качок, никаких бугров и шаров-бицепсов — просто идеально гармоничное тело. Другое четырехкратных перегрузок и не выдержит, а на резких поворотах при сумасшедшей скорости бывает порой и больше. Повреждения шейных позвонков у пилотов «Фортуны» — обычная травма, об этом даже не пишут и не говорят.

— Так о чем вы хотели у меня спросить? Спрашивайте.

Айрин бросила взгляд на журналы. Почти все — спортивные. Но те, что сверху, лежат «мордой вниз». Явно не потому, что Лоринг ждал непрошеных гостей: сегодня он здесь не появлялся, а вчера не мог предвидеть появления полиции. Или мог?