— Перебирай. Ты сказала "на всех обитаемых планетах". А на Террис?
— Не знаю. Может быть, это знает Наташа, мой господин?
Демоны переругивались на совершенно непонятную Рику тему, не забывая подливать водку в быстро пустеющие стаканы. Рик погладил грудь Линды:
— Хорошо, рабыня. Я хочу отправить тебя за покупками. Ты должна купить то, о чем я спрашивал тебя по дороге сюда. Это — мне. А себе ты купишь красивый, прочный ошейник и блестящую цепочку, на которой я буду тебя водить с собой, если ты будешь меня слушаться. Тебе нравится эта идея?
— О, да! — страстно прошептала она, — Мой господин!
— И смени это платье. Оно неудобно. Оно тебе не идет, — брезгливо сказал Рик, — Ты что-то хотела спросить?
— Но Наташа...
Рик ущипнул ее за грудь:
— Тебе хочется видеть, как я буду дрессировать твою любовницу?
— Еще как хочется, мой господин, — хихикнула она. Рик благосклонно кивнул, понюхал воздух.
— Да, твоя сучка снова течет, мой господин, — созналась Линда, — Господин знает, как она его хочет.
— Одень платье и ступай за покупками, — сказал Рик, — Только сначала найди Наташу — и прикажи ей прийти сюда. Не страдай, без тебя не начну.
— Да возьми ты то же самое христианство, — ораторствовал, поправляя съезжающий набок венок, расплескивая вино, Дэвид, — Эти бляхи только на словах хотят свободы, понимаешь? "Прости и помилуй РАБА твоего", Эн Ди! Да сколько уж раз получали они свободу — и что?! Тут же начинали тосковать по запаху трусов Хозяина и его плетке! Один на сотню — еще чего, может, и стоит. А остальные девяносто девять? На цепь!
— Так, — негромко сказал Звероглазый, и Дэвид осекся. Эн Ди нехорошо усмехнулся.
— Механик, ты мне тут митинги не устраивай. Не Первомай. И не День независимости.
В наступившей тишине чересчур громко прозвучал вопрос Рика оправляющей платье Линде:
— Да, а сколько тебе на это нужно, рабыня? Учти, мне еще Наташу сторговать...
— Нисколько ей не надо, — ухватился за перемену темы Дэвид, — Вот еще, Рикушка наш в моем доме, понимаешь, на свои небогатые что-то покупать станет! Катюшенька!
Возле Дэвида замерцал серебристый дырчатый силуэт. Демон расчувствовался:
— Во, по первому зову! Одна ты меня понимаешь, Катюша!
Совершенно трезво сказал:
— Дай девочке радиевую кредитную карту.
Статуя забренчала, пошевелилась:
— Размер кредита?
— Триллион имперских. На карманные расходы Рикушке, — Дэв шмыгнул носом и пьяно сказал, — Люблю подлеца! А герцог-то молодец, проникся сам, понимаешь, сам вопрос решил.
— Давай выпьем, барончик, — усмехнулся Эн Ди, — Судьба тебе такая. Рабовладелец ты наш.
— Подтверди, Дэви, — протянула статуя маленький овал мерцающего света. Дэв с размаху припечатал к нему большой палец. Взял стакан, приподнял и опять трезвым, властным тоном сказал Линде:
— Только не врать и не воровать. Не то мы с тобой вот что сделаем, девочка, — слегка сжал пальцы — и стекло начало плавиться. Водка, каким-то чудом не проливающаяся из треснувшего, белеющего, размягчающегося стекла, закипела и испарилась. Остатки стакана исчезли. Опустил руку, одернул себя:
— Да что я все о грустном! Иди сюда, забери кредитную карточку. Скажи, девочка, не жалеешь ли, что тебя так по свински продали? А?
— Нет, не жалею, — сказала Линда, пряча в карман платья мерцающий овал, — Спасибо вам, босс.
— Ну иди, — отмахнулся Дэвид, — Благодарности твои мне еще разбирать!
— Вот так-то, милый мой оператор — император. Вот так-то, Андрюшенька, — сказал он, мрачно ковыряя пальцем в огромном блюде черной икры, — Дали пару раз по морде девчонке, потом — трусы нюхать, а она еще и спасибает. Мерзость какая, эх-х! То есть тьфу... Маньки! Музыки давай, мать вашу! Биг-мак-Бетховена!
Наступила тишина, потом оркестр снова что-то заиграл. Дэвид повесил нос:
— Машины уж на что лучше. Без подлости, все по честному — ты к ней всей душой, и она, ласточка моя, голубушка, тогда уж ни за что не подведет! Да, Катюш, машинка моя?
— Конечно, капитан, — сказала Катюша, — Вы, люди, не умеете любить друг друга. Вы механики, и по настоящему способны любить только нас, машин. Но мы — мы любим далеко не всякого.
— Вот. Святая правда. Слушай и запоминай, Рикушка, — сказал Дэвид со слезами на глазах:
— Ни одну живую женщину никогда так не любил. Ни одной так не верил. Катька не продаст, не подведет. Деньги — грязь, власть — шутовской балаган, бабы — просто похотливые дырки. Вот оно, сокровище мое доподлинное, дороже жемчугов и злата!
Дэвид Эдвин Ли нежно обнял дырчатый торс Катюши и горячо поцеловал серебристый прохладный металл:
— Ничего мне для тебя не жаль. Кроме нее. Вот так-то, рабовладелец.
— Ну-ну, вот уж и наклюкался капиташка, — очень ласково сказала машина и погладила блестящими пальцами по щеке Дэвида, — Вот уж и расчувствовался до всяческого умиления.
И столько любви было в интонации Катти, столько бережной нежности Рик увидел в по-матерински застенчивом движении механических рук, что поверил: ни одна живая женщина никогда не будет так самозабвенно любить Дэвида Эдвина Ли, как эта дырявая бренчащая статуя.
— Я вам верю, — сказал Рик, — Только пока что понимаю с пятого на десятое. Словно в тумане брожу.
