Всадник с улицы Сент-Урбан - [67]

На втором этаже зажегся свет. Джейк крепче ухватился за бокал бренди и торопливо прикурил сигариллу.

— Слушайте, вы ведь творческий человек, вот скажите, Джейк, — возбужденно спросила Памела, — правда же, искусство от трудностей расцветает?

Еще одно окно второго этажа загорелось светом.

— Вы чертовски правы! — согласился Джейк.

Послышался сердитый выкрик няньки, потом пауза, потом завопил Элиот. Ормсби-Флетчер вскочил на ноги.

— Схожу гляну, что там такое, дорогая.

— Мне кажется, — продолжила Памела, — что чем более жестоки муки творчества, тем творение выходит совершеннее.

— Моя жена не очень хорошо себя чувствует, — сказал Джейк, пронзая Нэнси свирепым взглядом.

— Простите?

— Мне надо срочно отвезти Нэнси домой.

В вестибюле они нос к носу столкнулись с раздраженным главой семейства; тот был весь красный, в руках насос.

— Что случилось? — спросила Памела.

Элиот сидел на верхней ступеньке лестницы, по его щекам бежали слезы.

— Это не я, — хныкал он, — это не я…

— Он нашкодил, — сквозь зубы процедил Ормсби-Флетчер.

— Не будьте с ним чересчур суровы, — помимо собственной воли вмешался Джейк.

Ормсби-Флетчер, казалось, только теперь Джейка заметил.

— А вы что, уже уходите?

— Тут, понимаете, с Нэнси… Ей немножко нехорошо.

— Так… пустяки… Просто с желудком что-то, — вклинилась Нэнси, пытаясь поддержать версию мужа.

— Нет! Не с жел… — начал было Джейк, но осекся. — Я хочу сказать, что… в общем, она молодец, такая терпеливая! Спокойной ночи.

Ормсби-Флетчера он заверил, что вечер был совершенно феерический, и, вцепившись в портрет Монтгомери, повлек Нэнси к машине. Вой Элиота преследовал по пятам.

— В чем дело, что на тебя вдруг нашло? — допытывалась Нэнси.

Но до тех пор, пока не выехали на шоссе, Джейк вообще говорить отказывался.

— Просто у меня жутко разболелась голова, вот и все.

— А что там натворил у них ребенок?

— Да попытался куклеца своего дурацкого спустить в сортир, вот что.

Пока Нэнси готовилась улечься, Джейк налил себе неразбавленного и сел перед портретом Монтгомери. Что я тут делаю, думал он, в этой стране? Чем я могу помочь этим растленным полудуркам?

Что скажешь, Янкель?

3

Если бы. Если бы, если бы… Зачем он вообще уехал из Торонто в Лондон!

Лондон. Зачем, Господи, воля Твоя! И почему именно Лондон? А потому, что благодаря Всаднику (и собственной невоздержанности на язык) Нью-Йорк его отверг.

В детстве Англия для него много значила, но никогда его туда особенно не тянуло. По убеждениям он был лейбористским сионистом[185]. Помнится, он когда-то даже недолюбливал британцев, потому что они ему препятствовали в стремлении обрести родину. Сидит, бывало, с родителями у радиоприемника, слушает речь Черчилля: «…но французские генералы доложили своему премьер-министру, что через три недели Англии свернут шею, как какой-нибудь курице. Ну-ну, нашли себе курочку! Нашли шейку!» Еще вспоминаются фотографии зубастеньких принцесс Елизаветы и Маргарет в герл-скаутских платьях. Воздушная битва за Англию.

— Король, — сообщила однажды вечером мать, — горячей воды себе в ванну теперь наливает всего на дюйм. Так он подает пример всему народу.

— А кто, интересно, может это проверить: ведь он там один, надо полагать… в своем сортире-то! — усмехнулся отец.

Вместе с другими мальчишками Джейк играл в десантников на пустыре за синагогой, обстреливая Нарвик[186] заледенелыми конскими яблоками. Читал книжки Д.А. Генти[187] и Г.Д. Уэллса. Отворачивая лицо от ветра и хрустя по морозному снежку, каждое утро заново торил тропу во Флетчерфилдскую школу, при этом путь его лежал мимо полкового арсенала канадских гвардейцев, у входа в который в странной меховой шапке всегда стоял высокий невозмутимый гой. В народе говорили, что, если им прикажут, они прямо так, строем, шеренга за шеренгой, со скалы и попрыгают. Вот какая у них дисциплина!

Джейк помогал собирать деньги, свитера и носки «в помощь Британии», а позже, обходя те же дома, опять просил деньги, но уже на оружие для Хаганы. Примерно в это же время к ним в дом однажды пришел пилот британского Управления доставки[188] и, шевеля кавалерийскими усами, уговаривал отца купить облигации военного займа.

— Эти русские вообще-то не так уж плохи, — говорил он. — Во всяком случае, сейчас нам надо именно на это себя настраивать. Ну что делать, ну не было у них промышленной революции! Сотни лет развития им пришлось втиснуть в одно поколение.

Его неправильно проинформировали. На улице Сент-Урбан жили не одни только красные.

— В Финляндии, — круглил глаза отец Джейка, — им приходилось приковывать людей к пушкам. Не думаю, чтобы это укрепляло боевой дух.

Англия — это Джордж Формби, Томми Фарр, чуть не побивший Джо Луиса, и туман. «Элементарно, Ватсон!» и Биг-Бен. И мать, возвращающаяся из кино с покрасневшими глазами после фильма «Миссис Минивер»[189]. В Шоубридже, в пруду, куда летом ездило купаться все еврейское гетто Монреаля, в День империи[190] утонула маленькая девчонка, объевшаяся латкес. А настоящие англичане купались за горой, в настоящем озере. Англия — это страна, где все непрерывно пьют чай. Причем без лимона. А всякие вещи делают лучше всех в мире. Когда-то один из наших был там премьер-министром