Всадник с улицы Сент-Урбан - [33]
Знаешь, что тебе нужно? Тебе нужна работа. Самоуважение. На, держи! — заорал он, тыча двумя бумажками по десять долларов сыну в грудь. — Потому что я знаешь кто? Я мешугенер, псих, сумасшедший!
— Когда-нибудь ты будешь мной гордиться. Я стану великим кинорежиссером.
— Не засирай мне мозги! — возмущенно отмахнулся папаша. — Хочешь, чтобы я гордился? Иди работать! Начни зарабатывать на жизнь! Встань на ноги!
Отказавшись ехать в отцовской машине, Джейк пешком вернулся на улицу Сент-Урбан и пришел к своей старой школе, Флетчерфилдской средней, которую окончил через три года после войны, после чего поступил в Макгилл.
Мать постоянно Джейку вдалбливала, что самое в жизни важное это высшее образование.
Что ж, верно.
— Не важно, что ты знаешь, — поправлял ее отец Джейка. — Важно кого!
И тоже верно.
Всем своим обликом Джейк старался подчеркивать левые убеждения: этакий благообразный социалист со свежим номером журнала «Нью стейтсмен» под мышкой — носил твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях, отрастил длинные волосы, дома все полки забил «Пингвинскими»[92] книжками.
Когда мог себе это позволить, ел в итальянских ресторанчиках. Где на каждом столике пустая бутыль из-под кьянти с воткнутой в горлышко цветной свечкой. И старому школьному приятелю Додику Кравицу рекомендовал:
— Обрати внимание на тратторию «У Анджело». Там подают такие раковые шейки в чесночном соусе — пальчики оближешь. Называется «скампи чезенатико».
— Так ты и херес пьешь?
— Ну, иногда. Сухой севильский херес «Тио Пепе». Почему нет?
В то время он как раз читал «В поисках Корво»[93].
— Ага… мм… А что, интересно, вы с твоими долгогривыми друзьями делаете по ночам, когда до четырех утра куролесите? Скажешь, читаете друг другу вслух стишата?
— Бывает. Или музыку слушаем.
— Небось классическую?
— Ну да. А что?
— Скажи-ка, а ты боишься змей?
— Чего?
Потом Джейк понял, что означал этот вопрос. В журнале «Эсквайр», валявшемся на трюмо, у которого наводила марафет сестра, оказалась статья под заголовком «Как лучше узнать младшего брата: не гомосексуал ли он?». Журнал сестре подсунул Герки, ее жених. Да и до того будущий зять настойчиво советовал Джейку как-то разобраться с угрями. И лучше бы до их свадьбы.
— Какое-никакое торжество все-таки, сам понимаешь! А ты у нас шафер. О’кей?
У Джейка появилась манера ходить по дому, держа перед грудью руки с расслабленными кистями. Однажды во время ужина он обратился к Герки так:
— Милый, пожалуйста, передай мне еще один кныш. Merci.
— Ты, это… опупел, что ли? — нахмурился Герки.
Деньги, деньги…
— Мне на Нью-Йорк, дядя Сэм. Чтобы там как-то зацепиться. Мне надо двести пятьдесят долларов.
— Что такое деньги? У тебя есть здоровье, его не купишь и за миллион! Как я завидую твоей молодости!
— Мне только на год, потом отдам.
— Вот посмотри на нас. Ты же интеллигентный юноша. Вот мы сидим с тобой… Ты у родственников, здесь все твои друзья… Хочешь еще бутербродик? Лимонада? Бери, кушай! Кто что считает? У нас открытый дом. Разве нет? А тут я вдруг возьму и дам тебе денег, которые — ты говоришь — я будто бы получу обратно. Через год, так?
— Я слово даю!
— А если, не дай Бог, год пройдет, а денег у тебя не будет? Что тогда? Ты испереживаешься. Я тоже испереживаюсь. Не ровен час, еще поссоримся! И уже не будем сидеть вот так вместе, не будем кушать бутербродики мит дем лимонадик!
— Я обещаю, дядя Сэм!
— Он обещает! Кто, занимая деньги, говорит, что не отдаст? Да у меня вообще нет такой привычки — в долг давать. Давая деньги друзьям, теряешь и друзей, и деньги! Особенно среди своих. Кому нужны ссоры в семье? Ты меня понимаешь?
А у дяди Джека в конторе позади рабочего стола висел плакат:
АЛИ-БАБА БЫЛ ПОИСТИНЕ СЧАСТЛИВЫМ ЧЕЛОВЕКОМ: ЕМУ ПРИШЛОСЬ ИМЕТЬ ДЕЛО ТОЛЬКО С СОРОКА РАЗБОЙНИКАМИ!
Дядя Джек тоже сказал «нет», он не может одолжить денег. Во всяком случае, в данный момент. Что ж, Джейк пошел к дяде Лу.
— Не стану тратить ваше время на предисловия. Мне нужны двести пятьдесят долларов.
— Что-то я не понял твою шутку юмора.
— Я серьезно, дядя Лу. Я тут с одной шиксой[94]дурака свалял.
— Господи, как же я сразу-то не заметил, что с тобой непорядок. Ведь только глянул, да и говорю себе: о-о! парень-то влип! Ой, влип… просто как кур в ощип. А такой мальчик хороший!
— И либо я найду ей деньги на аборт, либо, значит, женись.
— Двести пятьдесят долларов?
— Ну да, такая цена.
— Ой, ну ты загнул!
— Чего?
— Шучу, шучу. Стараюсь ко всему подходить с юмором. Это у меня уже традиция такая.
— Понятно.
— Слушай, да ведь у моей Иды шурин — ну, который в Гамильтоне живет, ты его должен помнить, — он же как раз доктор того самого сладкого места! Сделает тебе все в лучшем виде и больше двух сотен не возьмет.
