Всадник - [49]

Усекновение Камарга и его колоний отозвалось в сердцах эфестов куда сильнее, чем они ожидали. Это и неудивительно, ведь если с детства враждуешь с кем-нибудь, враг становится частью тебя, и тяжело бывает свыкнуться с новостью о том, что он попал под трамвай. Пожалуй, эфесты рано или поздно смирились бы с этой потерей, так как были уверены: исчезнуть может все, кроме Эгнана, недаром они жили дольше, чем любые расы людей (к гиптам эфесты относились с уважительным недоверием, но вполне живыми их не считали).

Но потом погибла Ламарра. И хотя весть об этом могла бы донестись до берегов Мирны еще не скоро, эгнанты, проснувшись на следующее утро после превращения Алмазной Лестницы в элемент схваченного льдом горного ландшафта, покинули длинные дома и вышли на берег Мирны в полном молчании. Еще не понимая, что произошло, они уже знали: лед Ламарры стучал в их сердца, и с учетом того, что сердец у них было два, стояли на берегу они долго, едва не превратясь в ледяные столбы. Спустя два дня на своих неостановимых конях до них добрались немногие уцелевшие Дети и подтвердили: Ламарра, самый старый город материка, уничтожена, все люди и все лошади погибли, а вместо всего, что было, воцарилась Faccia (так риане испокон века называли злое «лицо» льда, глядевшее на них через пространство холодной воды).

– Кто он? – спрашивал Раки` II советников, переводя взгляд с одного благородного лица на другое. Не только тиара, прикрывавшая Иссушающее око[70], выдавала в нем царя: лицо Раки было так невыносимо прекрасно, будто царя произвела на свет не эфестянка, а ламаррский скульптор.

– Он гексенмейстер, о Раки, – отвечал первый военный советник.

– На материке всегда были заклинатели и мастера волшбы, Эктор, – резонно возражал Раки. – Ни один из них не выходил за рамки созидания, ни один не превращал созидание в разрушение, – он чуть повысил голос, – ни один из них, говорю я, Эктор, не смог бы таскать за собой на веревке самое страшное божество камаргитов, как сдувшийся пузырь, и превратить столицу дворцов – Алмазную Лестницу – в гигантский каток!

– Это так, – стушевался Эктор.

– Так скажите мне о нем что-то важное, что помогло бы нам выполнить функцию эфестов и решить, что делать.

– Сопоставляя наблюдения, о царь, можно понять, что мы имеем дело с «настоящим принцем Руни», – пришел на помощь другой эфест, Гжп, старший военный советник, у которого не хватало на руке трех пальцев – Гжп отсек их в знак верности тому самому Руни.

– Ах, «настоящий Руни»… – проговорил Раки, которому теперь стало понятно многое. – Тот, что начал карьеру в Уре с унижения Тирда – тот, что около полутысячи лет назад оскорбил моего деда и моего отца. Это было давно, Гжп, и столько живут лишь гипты. Я не так много знаю о «настоящем принце», но мне понятно теперь, что он человек. Возможно, какая-нибудь ворожба Камарга помогает ему?

– Ему не пятьсот лет, высокий отец, – вступила в разговор начальница глубокого поиска синекожая и синеокая Дочь по имени Аи`ма (Дети, как и встарь, называли царя отцом). – Ему около тридцати, сорока человеческих лет, как и тогда. Он не изменился ни на волос.

Раки молчал, закрыв глаза.

– Если он атаковал Корону один раз… он захочет уничтожить ее до конца, высокий отец, – дополнил Сын по имени Сард (он стоял, переливаясь голубым, рядом с Аимой). Сард был начальником широкого поиска[71], и именно он наблюдал в камаргском трактире столкновение Апеллеса с доктором Делламорте. – Его план неясен нам пока, но он действует эффективно и, судя по всему, один. Ламарра связана с Тирдом торговыми путями. Аима уверена, и я согласен с нею, что он пойдет на Тирд.

– Хорошо, мой сын, – сказал Раки II, – но в следующий раз пускай Аима сама говорит, что думает.

Сард поклонился в смущении.

– Что скажешь ты, Гжп? – Царь открыл глаза и посмотрел на эфеста. – Что бы сказали твои друзья-гипты о «Настоящем принце»? Ты хорошо знаешь их.

Гжп вздохнул.

– Здесь есть что-то древнее и… не вполне понятное, о повелитель, – сказал он неуверенно, и советники повернули к нему головы, прислушиваясь. – Судя по всему, гиптов и уничтожителя объединяют какие-то древние узы, очень древние – не исключено, что и сам он не знает об их существовании. Но мы знаем, что давным-давно гипты сумели проследовать за ним в его мир, и он вернул им Абху. С тех пор то ли гипты тайно пропускают его через свои ходы, то ли он попадает в них беспрепятственно… мы не знаем. Известно лишь, что он умеет ориентироваться в Дагари.

Раки молчал. В разговор вновь вступил Эктор:

– Никто в Короне никогда не понимал, кто это, как он входит и чего хочет, о царь. Боялись дальнейших разрушений. Но после его гибели в Камарге и возвращения мы знаем, кто он.

Присутствовавшие переглянулись. Гжп тяжело кивнул. Сард дополнил:

– Теперь понятно, что именно разрушение было с самого начала его главной целью. Корона готовится к пришествию гексенмейстера Делламорте. Дагари запирается, отец, и гипты затухают сотнями, предпочитая вернуться в камень.

– Хорошо, говори теперь ты, моя дочь, – приказал Раки II Аиме. – Каковы твои мысли? Почему, по-твоему, он делает то, что делает?