Время зимы - [21]

Нимлис тоже не задержался на троне. И тогда на императорский престол короновали мальчишку Сатара Третьего — темнокожего, в свою мать, эфратийскую рабыню. К малолетнему императору выписали регента — бойкого, молодого и дерзкого, что западный ветер, Шиалистана, племянника рхельского царя Ракела и единоутробного брата импратора-полудурка Нимлиса.

Полгода назад, то ли волею случая, то ли с легкой руки неразоблаченных заговорщиков, Сатар свалился с лошади и свернул шею.

В тот же день на трон империи спешно посадили сопливую Нинэвель, и регента Шиалистана подвинула ее мать — властная, хитрая и тщеславная Фарилисса, которую за глаза называли Паучихой. Впрочем, предприимчивый Шиалистан не долго отсиживался в немилости: не успели отплакать похоронные колокола по мальчишке Сатару, как фанфары, ликуя, оповестили о помолвке меж Шиалистаном и новоиспеченной императрицей.

Дасирия застонала под пятой хитрого рхельского шакала и регентствующей императрицы-матери. Менялась власть, менялись советники. Легкой закарлючкой Нинэвель заверяла все указы, по-детски послушная слову матери. Отправлялись в отставку полководцы первой и второй руки, затевались реформы и новострои.

И все же, несмотря на потуги Паучихи всюду совать свой нос, всем по-прежнему заправлял Шиалистан.

Шааму-старшему удалось сохранить за собой должность военачальника при трех императорах, но Шиалистан неудержимо и не таясь наставлял в Дасирии свою волю. Он лишил военачальников права не платить земельных налогов, нарушив указ, принятый почти сотню лет назад, благословенным императорам Гирамом Великим. Волна недовольства прокатилась среди знати, но указ был издан, внизу пергамента стояли императорская подпись и оттиск перстня.

Многие военачальники первой и второй руки объявили свои владения независимым от Дасирии, а себя назначили вольными королями. Очень скоро многие земли пали под натиском варварских племен, некоторые разорились, и бывшие великие полководцы коротали век глубоко в неприступных подземельях своих твердынь.

Смат Шаам хранил верность империи и императору, но презирал Шиалистана и регентствующую императрицу-мать, не таясь называя его то "рхельским душегубом", то "щенком шлюхи Бренны".

Богатые угодья Шаамов стремительно хирели. Рабы удирали, своровав часть серебряных тарелок и припасы из кладовых. Вскоре в Орлином замке остались лишь повариха, старая нянька-рабыня, через которую прошли все отпрыски Смата от всех его жен, и несколько самых преданных горничных. Арэн не мог видеть, как мать с другими женами часами напролет льют слезы, подкошенные нищетой.

Арэн любил отцовский замок и бывал в нем чаще, чем в собственном. Орлиный замок будто было отдельным миром, в котором цвела любовь и нежность. Даже когда отец приезжал после смотров подвластных земель, взвинченный, хмурый, с грозовой тучей в челе, жены находили для него ласковые слова, а дети — улыбки.

Когда Шаам-старший позвал к себе Арэна и сказал, что ему нужно ехать в Артум, с посланием, от которого зависит судьба Дасирии, сын не смог отказать. Ту ночь они провели у камина, в долгих беседах. Отец постоянно прислушивался к шорохам, замолкал на полуслове, услыхав волчий вой за стенами замка. В камне живут уши, говорил Шаам и опрокидывал в себя крепкий ром.

Когда горизонт за окнами дрогнул зарей, Арэн узнал тень величия Дасирии и колени его дрогнули, стоило встать на ноги.

Рассвет принес не только истину, но и гостей — бывшего военного министра. Плешивый старик не мог обходится без палки, его глаз поблекли, а рот лишился десятка зубов. Но отец уважал немощь, к тому ж, они со стариком Юшана были старинными друзьями. Юшана привез два свитка, один из которых был спрятан в зачарованный глиняный туб и залит оловом с двух концов. Арэн получил свитки и устные наставления обоих, и отца, и плешивого Юшана, с чем и отбыл из замка.

Дорога его лежала на север, в края Скальдова царства.

Раскладывая связки щедро политой маслом соломы, вдоль дороги, что вела к центу Яркии, Арэн вспомнил отца. Увидь старик его за таким "бабским делом", проклял бы за промедление.

— Ты уже подумал, что случится, если никто из нас не выберется живым? — Раш, который не упускал случая ругнуться, как раз закончил присыпать снегом лежащие поперек дороги веревки.

По замыслу Арэна, в назначенное время, двое крепких парней должны будут натянуть их и задержать людоедов.

— Я предпочитаю думать, что закат мы встретим все вместе, — ответил Арэн. — В здравии.

— Смело.

Арэн передернул плечами — другого от карманника он и не ждал; Раш всегда страшился смерти, только прятал страх не за бравадой или в хмельном забвении, а брызгая ядом направо и налево.

— Может, девчонке померещилось? — Карманник поднял голову, разглядывая яркий солнечный диск, что стоял почти в зените.

— Может. Я больше верю своим глазам. А они видели, что сталось с Роком. И преследователи могут прийти за ним по следу. Не сегодня, так завтра или послезавтра.

— Но мы же не станем торчать в этой дыре, ожидая, когда людоеды решать напасть?

— Не станем, конечно, — успокоил Арэн. Он отвлекся, провожая взглядом пацаненка лет пяти. Тот нес в обеих руках увесистую дубину, прогибаясь под ее тяжестью. — Тебе может показаться это странным, но пока мы здесь, я хочу сделать хоть что-то для них.