Время возвращаться домой - [24]

 Лейтенант молчал, глядя ей вслед.

 Она остановилась. Оглянулась.

 - Ладно, Лешик, идем. Уговорил, - и засмеялась. Правда, смех ее был нервный.

 Лейтенант гулко затопал сапогами.

 Подъезд она открыла, приложив ключ к странному, похожему на те светофоры, замку. Тот противно запиликал, дверь открылась.

 - Иди первый, я чего-то боюсь. В подъезде не шуми. И в квартире - тоже. Девки еще спят. Хотя вряд ли, сегодня же суббота. Работают вовсю.

 - На хлебопекарном? - шепотом спросил лейтенант.

 Девчонка негромко засмеялась:

 - Ага. На хлебопекарном. Булки раздвигают.

 - Зачем булки раздвигать?

 - Смешной ты Лешик какой-то.

 В квартиру зашли осторожно. Пахло вкусно - сладкими женскими запахами, волнующими кровь.

 - Девок нет. Это хорошо... Снимай свои чоботы. Слушай, а что ты так одет странно? И портянки намотал... Со съемок, что ли?

 Парень приложил голову к пилотке:

 - Лейтенант РККА Волков. Алексей.

 Девчонка опять засмеялась:

 - Тогда я Изольда!

 Потом вдруг замолчала, внимательно глядя в серо-зеленые глаза Волкова.

 - Для всех Изольда. Для тебя - Таня. А фамилию я уже и не помню. Давай, Лешик, по кофейку, а потом я шмотки собирать буду.

 Хозяйка метнулась к висячим шкафчикам, а Лешка внезапно, сам для себя внезапно, вдруг стал разглядывать ее со спины. Тугие синие штаны обтягивали ее, кхм... ягодицы так, что он невероятным усилием воли заставил себя отвести взгляд.

 - Эээ... Я покурить, где можно?

 - Да прямо здесь кури!

 - Не, я на воздухе...

 - Ну, тогда на балкон сходи. Тебе сахара сколько?

 - Один кубик, я сладкое не люблю...

 - У меня песок.

 - Тогда три ложки.

 - Хм... Сладкое он не любит...

 Да, чудесатый мир. Прямо как у Кэролла - Волков был парень начитанный, время тратить зря не любил. Постоянно сидел в бибилиотеке. Стоя на балконе ему вдруг показалось, что вот он выпьет кофею из будущего и превратится в лилипута... Вон, сколько у них интересного, чудесного... Таня вот в этом... "Гелене"... нажала на кнопочку, окна вниз и поехали. Лешка аж вздрогнул от неожиданности. Потом она высунулась в окно и начала орать на Москву, подпевая очередной песенке нашего радио:

 - Нас не догонят! Йе-хей!

 Он вернулся на кухню.

 - Пей, - она поставила перед Алексеем чашку. Пахло из нее вкусно. А вот вкус... Горелым отдавало. Ну, ничего. Пить можно...

 - Что кривишься? Нормальный растворимый "Нескафе".

 - Растворимый? Это как? Я больше к заварному привык...

 - Ух ты, какой мажор! Да знаю я, что говно... Другого не держим! Денег нет! - вдруг обиделась она.

 - Таня, вы не обижайтесь. Я и цикорий пил, и жареные корни одуванчиков...

 - А одуванчики зачем?

 - Ну, когда больше нечего...

 - А...

 И они замолчали. В окно воробьем стучалось утро.

 - Слушай, у тебя синяки под глазами. Фиолетовые. Он тебя в лицо бил?

 - Где? - всполошилась Таня. Откуда-то вытащила маленькое зеркальце. Испуганно вгляделась в отражение, потом облегченно выдохнула:

 - Дурак. Это тени такие. В нашей профессии - чем ярче, тем лучше.

 - А кем ты работаешь?

 Она вдруг покраснела и опустила взгляд.

 - Спасибо тебе, что Ваху убил. Я все равно хотела сбежать, но он не отпустил бы меня.

 - Сбежать? Он был... Был муж?

 Таня аж фыркнула:

 - Еще чего. Чтобы я за эту волосатую обезьяну замуж вышла? Сутенер он мой был... И дилер.

 - Сутенер? - удивился Алексей. Он жил в Одессе и знал, что такое проституция. Не на своем, конечно, опыте, а по слухам. Впрочем, и в беспризорном детстве проституток хватало. Некоторых удавалось вытащить из этой ямы, часть девчонок в колонии были как раз бывшими проститутками. Однако НКВД все сильнее и сильнее прижимало этот рабовладельческий пережиток прошлого. Торговать женщинами... Мерзость!

 - Так ты...

 - Проститутка я! Что? Противно стало? Сам чистенький, а я тварь, да?

 - Ну почему же... Достоевский вот в образе Соне Мармеладовой...

 - Снимай штаны, - отрезала Таня.

 - Зачем? - не понял лейтенант.

 - Я тебе минет сделаю. Отблагодарю за свободу, чистенький.

 - Что сделаешь? - нахмурил брови Волков. - Я тебя не понимаю.

 - Язычком удовлетворю, дурак! - и высунула язык.

 Алешка с удивлением ткнул пальцем в ее сторону:

 - Не шевелись! Замри! У тебя гвоздь в языке!

 Тут замерла на мгновение и она, но, поняв о чем идет речь, громко засмеялась:

 - Это пирсинг, дурак! Ты из какой деревни?

 - Я из Одессы, но у нас гвозди в языке не носят... А тебе не больно?

 - Мне нет, а вот мужикам дополнительная стимуляция нравится. Хочешь попробовать?

 - Да что попробовать-то? - с отчаянием спросил лейтенант.

 - Да отсосу я у тебя, блин! Я по-разному умею! С заглотом, с проглотом, крылом бабочки, со льдом, с глинтвейном...

 - Нет! - почти крикнул лейтенант, покраснев, когда понял, о чем идет речь. Не надо. Это... Это неправильно. Мы же едва знакомы...

 - Секс - еще не повод для знакомства. Ну не хочешь, как хочешь. Не больно и хотелось. А может, попробуешь, все-таки... - лукаво стрельнула она лейтенанту.

 - Таня! Ты свои бывшие мелкобуржуазные замашки брось! У тебя, можно сказать, новая жизнь начинается. Скоро твои подружки вернутся.

 - Вряд ли. Если сейчас не вернулись - значит, на субботнике отрабатывают.

 - Вот! Вот видишь! - вскочил с табуретки лейтенант. - Тебе надо брать пример со своих подруг! Они сейчас на субботнике, дают стране сверх плана хлебобулочные изделия...