Время умирать. Рязань, год 1237 - [32]

Середку половецкого строя они пробили, но, степняки, стоящие на краях и не попавшие под удар, развернули лошадей и рванулись следом. Ратислав придержал коня, пропуская вперед богдийца с охраной. Ли-Хай пригнулся к гриве, похоже, не помышляя ни о бегстве, ни о сопротивлении. Пока враги разворачивали коней, русичи успели оторваться саженей на пятьдесят. Ратьша оказался в хвосте отряда. Посчитал своих. Шесть человек. Пленник седьмой. Двоих при прорыве потеряли. И где-то еще Осолук с Провом, если еще живы. Боярин огляделся. Переговорщики неслись далеко слева, преследуемые оставшимися тремя десятками половцев, постепенно сворачивая в их сторону.

Слева от Ратьши мелькнула стрела с черным древком и оперением. Он перекинул щит за спину и оглянулся. Пока удавалось удерживать расстояние до преследователей в те же пятьдесят саженей. Кони неслись во весь опор, понукаемые всадниками. Для такой скачки их надолго не хватит. Вот только чьи раньше устанут и замедлят бег? Русские, конечно, заморенные, но и половцы, похоже, не первый день в походе, и на сколько их лошади свежее — вопрос. Так что в короткой гонке сразу не догонят. Вот если увяжутся всерьез — плохо: с заводными лошадьми точно настигнут.

Ратислав еще раз оглянулся. Их преследовала ровно дюжина половцев. Все же неплохо они проредили врагов при прорыве. Глянул влево. Осолук и Пров заметно приблизились, таща за собой еще три десятка преследователей. В щит за спиной с глухим стуком воткнулась стрела. Так, надо немного вразумить степняков. Наклонившись влево, чтобы за щитом было плохо видно, что он делает, Ратьша вытянул лук из налучья, притороченного к передней луке седла, дернул из тула, прицепленного справа, стрелу, наложил на тетиву, вдохнул-выдохнул. Потом резко развернулся влево и назад, одновременно, натягивая тугой степной лук. Удар спущенной тетивы по незащищенной левой кисти заставил зашипеть от боли. Но оно того стоило. Не ожидающий выстрела половец, скачущий прямо за боярином, и вырвавшийся дальше всех, поймал стрелу лицом. Она вонзилась чуть ниже правого глаза, уйдя в голову больше чем наполовину. Преследователь выронил лук, приготовленный к стрельбе, взмахнул руками и запрокинулся на круп коня.

Один готов. Теперь можно не прятаться. Ратьша, уже не таясь, натянул на левую руку защитную рукавичку, вытащил новую стрелу, выстрелил, целясь по крайнему левому преследователю — этот мог за своими товарищами и не заметить, сорвавшуюся с лука стрелу. Но нет, волк оказался битый. Он даже не стал перебрасывать щит на правую сторону, просто отбил стрелу саблей.

Тем временем, четверо дружинников Ратислава, тоже чуть придержав коней, поравнялись с ним, вытянулись в линию и вытащили луки. Защелкали тетивы. Половцы отвечали, потому приходилось то и дело отбивать стрелы, или увертываться от них, поскольку, висящий за спиной щит мог закрыть далеко не от каждой. Степнякам было хуже — стрелу, летящую навстречу во время скачки, увидеть и отбить всегда сложнее, чем стрелу, летящую вдогон.

Потратив в пустую еще пару стрел — одну отбили, другую приняли в щит — Ратьша следующую послал в коня самого прыткого преследователя. Жалко до слез — хороший конь, да деваться некуда. Стрела вошла в левую сторону груди жеребца почти до оперения. Тот спервоначала, вроде и не почуял ничего. Но через несколько скоков сбился с шага, пошатнулся, изверг из ноздрей поток крови и опрокинулся вперед через голову. Степняк вовремя успел освободиться от стремян и ловко спрыгнул с умирающего скакуна. Закричал что-то возмущенное вслед Ратиславу. Боярин его понимал: лошадей, даже в свалке больших сражений старались щадить — слишком ценна, выезженная для верхового боя лошадь. Да и просто жалко умную животину. Ну да, деваться некуда. Опять же, помогло — половцы приотстали, увеличив разрыв саженей до ста. На таком расстоянии можно и коня успеть увести с пути летящей стрелы. Ратислав и его воины убрали луки в налучья. Стрелять со ста саженей, в ожидающего стрелу, опытного воина — в пустую разбрасывать стрелы. Да, похоже, половцы просто так не отстанут, увязались всерьез. Плохо. Долгой скачки рязанцам не выдержать.

Вскоре к основному отряду, описав по степи большую дугу, присоединились Осолук с Провом, притащив на хвосте три десятка половцев, гнавшихся за ними. Те, разгоряченные скачкой и еще не получившие на орехи, начали снова наступать на пятки, сократив расстояние саженей до сорока-пятидесяти. Пришлось опять их отгонять, подстрелив пару лошадей и одного всадника. Те вначале приотстали, но потом, видно обозлившись, опять приблизились и начали засыпать русичей стрелами. Отстреливались всемером: двое дружинников продолжали опекать богдийца, держась по бокам его лошади. Эта троица вырвалась вперед почти на сотню саженей, чтобы не поймать шальную стрелу. Тем более, ни щита, ни панциря у Ли-Хая не было.

От стрел, выпущенных четырьмя с лишним десятками стрелков особо не поуворачиваешься, а разъяренные потерей людей и лошадей, половцы тоже начали целить в коней рязанцев. Очень скоро жеребец одного из дружинников, получивший стрелу в ляжку, захромал и начал отставать. Ждать, что его догонят и зарубят со спины, парень не стал. Развернул скакуна, перекинул щит из-за спины на грудь, выхватил саблю и рванул на врагов в свою последнюю сечу. Удалось ли ему прихватить с собой кого-то из половцев, Ратьша не разглядел, но задержать врагов дружиннику удалось: уж очень хотелось каждому степняку рубануть саблей одного, из так обозливших их, непонятных всадников.