Время учеников. Выпуск 3 - [8]

— В смысле — гиперспит? — удивился капитан; одним глотком выпил коньяк и болезненно поморщился. — Осел ты, Серега. Разве можно так с женщинами?

Маврин виновато шмыгнул носом, опять громче микроволновки.

«Гиперспать» — это слово Маша же и изобрела. «Пойду-ка я погиперсплю…» Остальные на «Форварде» радостно подхватили это громоздкое словечко и употребляли его к месту и не к месту.

Маврин вернулся с подносом; увидел, что стакан капитана пуст, и вновь плеснул на два пальца «Юбилейного».

— Между прочим, — едко сказал капитан, — коньяк принято пить из бокалов. Пузатых таких бокалов, — он показал, каких. — На кухне в шкафу стоят, мог бы и отыскать. А ты — как студент, из гранчака.

Глаза у Маврина сделались наполовину виноватыми, наполовину озорными; сочетание было на редкость забавным. Капитан даже фыркнул. От выпитого коньяка по жилам растекалось приятное тепло, и отступала противная пустота в груди.

Пустота, порожденная боязнью, что Самарин окажется прав. Что дело, которому они посвятили всю жизнь, уже сделано другими людьми, сделано лучше, проще и надежнее.

И что они вернутся на чужую Землю, Землю будущего века, вернутся в качестве живых ископаемых, в качестве беспомощных-экспонатов исторического музея.

Они чокнулись и выпили — капитан восьмой звездной Виктор Сперанский и кибернетист восьмой звездной Сергей Маврин. Выпили и взяли по бутерброду с изящного, разрисованного диковинными цветами, подноса.

— Кстати, — сказал Маврин с набитым ртом. — А пульсацию прервать? Время-то идет, как вы изволили выразиться…

— Не раньше, чем проснутся остальные и мы обсудим этот вопрос, — спокойно отозвался капитан. Так спокойно, что Маврин даже жевать перестал.

— То есть — обсудим? Вы же капитан!

— А вдруг я сумасшедший капитан? А? — спросил Виктор, стараясь говорить спокойно. — А ты — сумасшедший кибернетист-связист-дежурный?

Маврин только глазами недоуменно хлопал. Капитан развивал тему:

— Вдруг это просто галлюцинация двух сумасшедших звездолетчиков? Навеянная, скажем, бутылочкой-другой «Юбилейного»?

Маврин немного обиделся:

— Я сегодня не пил… А даже если и пью иногда, то уж не до галлюцинаций… К тому же сходных галлюцинаций у разных людей, по-моему, не бывает.

— Много ты знаешь о галлюцинациях, — проворчал капитан. — Вот придут все, тогда и поглядим. Одинаковые галлюцинации сразу у восьмерых — вот это действительно маловероятно. А у двоих…

Капитан неопределенно пошевелил пальцами.

— Да ты наливай, наливай, — добавил он негромко. Маврин подчеркнуто четким движением взялся за бутылку.

Коньяк они допили. Бутерброды доели. Промолчали минут пятнадцать, и тут шлюз тихо пропел, открываясь. Вошел Герман Шапиро, физик, химик… и обладатель еще дюжины специальностей, как это принято у звездолетчиков. Велосипед Герман зачем-то протащил сквозь шлюз и прислонил к стене рядом с дверью в кухню.

— Что случилось? — ровным голосом спросил он и натолкнулся взглядом на бутылку из-под коньяка, по прежнему стоящую на краю пульта. Брови Германа поползли на лоб.

— Да, вот, — небрежно сказал капитан. — Кто-то мой коньяк выпил, пришлось Серегу раскручивать. Ты не знаешь — кто?

Шапиро замялся. Кончик носа у него предательски покраснел.

— Я думал, это коньяк Самарина…

— Самарин коньяк в библиотеке прячет, — сообщил Маврин со знанием дела. — На второй полке, слева. За «Железной башней» Строгова. Она как раз толщиной с бутылку, и высотой тоже.

Шапиро мельком взглянул на диаграммер и вздохнул.

— Так что случилось-то?

— Полюбуйся на фар-спикер, — посоветовал Маврин. Единственная строка все еще тлела в кубе монитора. Шапиро взглянул и насупился.

— Что это еще за новости?

— Это значит, — жестко сказал капитан, — что Самарин, кажется, прав.

Шапиро не успел ответить — снова пропел шлюз и в рубку ворвался расхристанный, как всегда, Леша Самарин. Комбинезон у него был застегнут косо и не на все пуговицы, ботинки — не зашнурованы, а кепка надета задом наперед. Он единственный из экипажа носил кепку — никто не знал, зачем или почему. Может быть, мерз?

— Что Самарин? Что Самарин? Самарин всегда прав!

Он задержал взгляд на диаграммере.

— Ух! Всего-то! Я думал, дальше отползли. Какое число сегодня? Я часы забыл. И месяц какой заодно?

— Десятое апреля, — не задумываясь ответил Маврин.

— Девчата где? — осведомился капитан. Самарин пожал плечами:

— Прихорашиваются, где же им быть? Это мы, балбесы, чуть гиперпроснулись — и в рубку…

Самарин улыбнулся, но тут взгляд его упал на монитор фар-спикера и улыбка медленно сползла с его губ.

— Да, — сказал капитан. — Похоже, мы-таки дождались.

Он внимательно глядел на Самарина, и Серега Маврин внимательно глядел на Самарина, и невозмутимый Шапиро тоже. А Самарин, штатный циник «Форварда», вдруг впервые за много лет полета стал растерянным — у него даже губы задрожали. Он молчал. И продолжал неотрывно глядеть на единственную строку на мониторе.

— Леша, а Леша? — ласково сказал умница-Шапиро. — Где ты прячешь коньяк? А то кэп с Серегой все выпили…

Капитан мрачно пропел панихиду экспедиционной дисциплине. Про себя пропел, конечно, не в голос.

— Коньяк? — отозвался Самарин нетвердо. — В библиотеке… Сейчас принесу…