Время своих войн. Кн. 1-2 - [15]

— Знаете, а я тоже… того, — вдруг сконфуженно сознается Седой.

— Чего того?

— Ну… Этот… Как его… фетишист? Я по первым своим армейским трусам скучаю. Классные были трусы! Просторные. Помню, если что не так, если на пляже, если западет какая — во какая! — показывает Седой большой палец, — в самые мысли западет и еще кое–куда, так со стороны выглядит, будто ветром надуло — не так заметно.

— Ну, твое хозяйство и сейчас не больно заметное!

— А ну повтори?!

— Э, хорош, мужики! Сейчас опять начнете концами меряться, не тот возраст, не солидно.

— Что, возраст — это когда животами стучатся?

— А, тож! Мужики в Европе пошли, обратил внимание? Словно беременные! И как своими причиндалами до баб дотягиваются?

— В Штатах феминистки требуют нормальных мужиков держаться определенной дистанции, отсчет по сексдомагательству считается от 22 сантиметров в сторону уменьшения, в Европе планируют ввести от 25 сантиметров. И отчего так?

— Замеряли, наверное, — говорит Седой озадаченно, машинально почесав сокровенное.

— Мужики, дайте линейку, — поглядывая меж простыней, просит Леха.

— Они в состоянии покоя замеряли? — спрашивает Миша озабоченно.

— Кто же в состоянии покоя домогается? — удивляется Замполит.

— Тогда ошиблись с расчетами! — удовлетворенно говорит Миша — Беспредел. — Я свое хозяйство знаю!

— Вот объевропеимся, пересчитают и под нас, — мрачно замечает Сашка — Снайпер. — Твое за эталон возьмут, а, как страдать, так все будем!..

Миша довольно улыбается.

— У Миши только поверху мало — выскваживает там, а дуда его велика, этот флюгер не каждый сквозняк повернет, — занозит и тут же бальзамит Сашка.

— Ну и что? Ежеден умен не будешь, — замечает Седой. — Передых требуется.

— Этому месту тоже, — говорит Леха, не уточняя какому именно.

— Как хотите, но кальсоны байковые зимой — самая вещь!

— Да, — соглашается Миша — Беспредел. — Если незастиранные, да в размер, да байка…

— Слышь? — удивляется Замполит. — Это когда в ротах что–либо под размер выдавали? Вот поет… Прямо Айвазовский!

— Ладно, разобрались, а кальсоны, случайно никто не прихватил со службы? По сегодняшним дням — первый дефицит. Миша? Никак ты? Ну, ты и беспредельщик! Уволок кальсоны!

— А что, классная вещь, особенно зимой, — подтверждает Лешка — Замполит. — Я, когда у нас в подразделении на спортивные костюмы перешли, очень расстраивался.

— С чего это?

— Волосатость, как вы все можете наблюдать, у меня повышенная, спортивные обжигают, а еще, когда дурная синтетика, то и статистический заряд накапливаю. Вам–то что, а один раз попробовал на сборах дочку нашего зампотеха поцеловать, уж так она удачно стояла, так стояла… А… Лучше бы не пробовал!

— Шандарахнуло?

— Два раза. Сперва статистическим, потом нестатистическим.

— Она?

— Угу.

— Это не Марина ли? — удивляется Георгий, вспоминая ту, от чьей улыбки хотелось выстрелить себе в сердце. — Так ее кто только не целовал! Целоваться она мастерица, на ней все перетренировались. А что, в постель никто так и не затащил?

— Она по заму начразведки сохла, — говорит Миша.

— Иди ты! По этому сморчку?

— Ну.

— Точно?

— Ну.

— Знаешь, Михайлыч, еще раз нукнешь, я тебя ковшиком по балде.

— Ну-у? — удивляется Миша — Беспредел.

— Братцы, дайте ковшик…

— Уймись! Нашел время ковшики ломать. Дело прошлое, мужики, только давайте, как на духу, а то помру, так и не узнаю — так было у кого чего с ней?

— Кого? Чего? С ней? — раздельно переспрашивает Казак, морща лоб. — Это в смысле перепиха, что ли?

— Да ну вас, ей богу! Как выпьете, так одно и то же залаживаете! — говорит Миша — Беспредел.

— Залуживаете… — поправляет его Сашка — Снайпер.

— Каждый раз одно и то же, — ворчит Седой. — Вковал бы кузнец разуму! Об чем бы разговор не шел, а сползает. Занялись–таки лобкотомией!

— Какова девка, такова и припевка!

— Колись, Семеныч! Ты по ней давно неровно дышал!

— Две зарплаты извел, куда только не водил…

— И что? До кустов так и не довел?

— Сворачивала, и все так ловко, так аккуратно, будто это я сам…

— Ясный тень, почти по Репину.

— Михайлыч, а ты–то как? Всильвуплечил ей хоть пару раз?

— Не-а…

— Вот бестия! — восхищается «Первый» — Со всеми крутила, никому не дала. Учись, разведка!

— А ты–то сам? Не отутюжил? Понятно…

— И ты, Борисыч, не впистонил?

— Не…

— Эх ты! Чухна! Что же вы, мастера художественного флирта? Замполит, хоть ты–то? Отпердолил? Это ты у нас отставной премьер женских альбомчиков…

Лешке очень хочется соврать, но средь своих не принято.

— Полный облом, — сознается он.

Ну, если уж и сам Замполит — лучший ходок по женской части… Да, что там лучший! Лучший из лучших!

— Редкое создание, — говорит Сергей.

— Штучный экземпляр, — соглашается Георгий.

— Еще та штучка! — подтверждает Леха.

— Надо же… Так чего же ее блядью называли, если она ни с кем ни блядовала, а только раскручивала?

— Вот за это и обзывали. Втройне блядь, если обещает, а не дает!

— Не уболтали! Такие болты, а не уболтали!

Всем взгрустнулось. В делах любви мужчинам положено говорить глупости, женщинам их делать. И всегда грустно, если с умом выстроенная, продуманная наперед операция не удалась по каким–то независимым причинам. Неучтенный фактор? Переоценка сил? Вот и гадаешь теперь, расстраиваешься за неудачи давно прошедших лет.