Время собирать виноград - [102]
Моими глазами… Я видела себя бегущей по городу с полной сумкой лекарств, стучащей в двери, поднимающейся по лестницам. Но лучше всего запомнились мне дожди. Тогда они казались нескончаемыми. Затяжные осенние дожди — обычно такие идут чуть ли не до середины декабря… Хорошо хоть, что большинство моих стариков живут в центре города.
Сначала я пошла к учительнице.
— Вы не учились у меня? — тихо спросила она, пока я обвивала ее худую руку манжеткой, чтоб измерить давление. Она пристально вглядывалась в меня, и глаза ее потемнели от напряжения. — Простите, что задаю вам такой вопрос. До прошлого лета я сразу узнавала своих учеников, а сейчас вот уже не могу. Двадцать восемь лет преподавала немецкий в Первой гимназии… Вы не были моей ученицей?
Я сразу вспомнила каштаны. Каштаны… Это были огромные старые деревья, их кроны затеняли весь школьный двор и нависали над ступеньками парадного входа. Учительница немецкого приезжала на никелированном велосипеде с белыми шинами. Останавливалась она внизу, у ограды, и всегда находился кто-нибудь — учитель или ученик, — кто относил велосипед наверх. Она шла следом — высокая, прямая, в юбке клеш в зеленую и коричневую клетку. Более красивая, чем это необходимо для учительницы. Казалось, она является сюда случайно, ненадолго — и поэтому на велосипеде, чтобы потом как можно скорее, не задерживаясь, вернуться в свою настоящую жизнь, которую прервала на час-другой. Девочки из старших классов рассказывали, что она переводит стихи Гёльдерлина, но не одна, а с каким-то поэтом из Софии. На каникулы она уезжает туда, в остальное время посылает ему подстрочники в письмах… С каштанов падали листья, она строго ступала по ним. Я учила французский и искренне сожалела, что не она моя учительница.
Под стетоскопом пульсировали глухие удары ее крови. Стрелка показывала девяносто.
— Вы принимали утром эфортил?
Она не слушала меня. Лежала, полузакрыв глаза, и мне казалось, что по ее морщинистому лицу пробегают отсветы улыбки.
— Вспомнила. Ваша парта была у двери, вы носили синий бант и всегда хорошо отвечали на уроках.
Правда сейчас не имела значения. Я наклонилась к ее лицу и тихо сказала:
— Как вы все помните!
Она довольно покивала — седые волосы разметались по подушке — и снова прикрыла глаза.
Дождь, кажется, кончился, в просветах облаков сверкнуло солнце. Прямо под окнами остановился автобус, и сумрак в комнате снова сгустился, лишь на верхнем стекле буфета задержался лучик, и отшлифованная грань преломляла его в радужный спектр. Буфет был очень красивый, теперь таких уже не делают — с округлыми боками, с бесчисленным множеством ящичков и полочек, расположенных в сложной симметрии, которая, очевидно, помогала складываться привычке, облегчая рукам поиск нужной вещи. В нишах с обеих сторон темнели два медных ведерка для охлаждения шампанского. Вот и все, что было в комнате: вытертый плюшевый стул, на котором я сидела, кровать, стол и этот буфет. Нет, и картина. Я увидела ее немного позднее, в тот момент, когда автобус тронулся и в окно снова полился свет. Из пыльной бронзовой рамы на меня смотрела учительница немецкого, такая, какой я запомнила ее, когда она шла под каштанами в юбке клеш в зеленую и коричневую клетку. Старуха за моей спиной тихо вздохнула. Я боялась оглянуться. Может быть, никогда старость женщины не выглядит так страшно, как под ее собственным давним портретом.
На улице снова затормозил автобус — наверное, остановка была прямо под окнами.
Учительница заснула. Морщины разгладились во сне, и лишь рука — маленькая, покрытая коричневыми пятнами — время от времени вздрагивала на одеяле. Мне надо было разбудить ее, узнать, принимала ли она эфортил. Я должна была сказать ей что-то такое, что вырвало бы ее из сна хотя бы на минуту.
— Забыла спросить, — сказала я громко, сжав ее руку. — Как было дальше с вашими переводами? Я помню, вы ведь переводили стихи Гёльдерлина?
Я представила, как мои слова проникают в нее, как они достигают ее измученного гипотонией мозга, как они связываются там воедино и становятся вопросом, причиняющим ей боль или, наоборот, радость.
Она вздрогнула и открыла глаза.
— Гёльдерлин… Вы еще помните? А я много лет назад постаралась забыть.
Медицина подчас жестока. Никакая наука не разрешает бить человека по лицу, а она трезво, хладнокровно рекомендует это — когда, например, надо привести человека в чувство.
— Не сердитесь за мое любопытство. Вся школа знала, что вы с каким-то поэтом из Софии переводите стихи.
Она приподнялась, выдернула свою руку из моей. Во взгляде ее появилась ясность, которая так была нужна мне.
— Вы что, всегда, приходя ко мне, будете так расспрашивать?
Ее голос звучал неприязненно.
— Нет, извините. Сейчас я хотела бы знать только одно: утром вы принимали эфортил?
— Да, — сухо ответила она. — Еще вопросы будут?
— Конечно. Не отвечайте, если не хотите.
Это было отступлением — стакан холодной воды после медицинских ударов по лицу. Она внимательно смотрела на меня. Пришлось продолжать.
— Я все смотрю на этот прекрасный портрет… Кто его писал?
Лицо женщины как-то сразу смягчилось, и она заговорила — сначала тихо, с долгими паузами, потом все более громко и так торопливо, словно боялась, что не успеет рассказать до моего ухода.
В сборник входят произведения на спортивные темы современных болгарских прозаиков: Б. Димитровой, А. Мандаджиева, Д. Цончева, Б. Томова, Л. Михайловой. Повести и рассказы посвящены различным видам спорта: альпинизму, борьбе, баскетболу, боксу, футболу, велоспорту… Но самое главное — в центре всех произведений проблемы человека в спорте: взаимоотношения соперников, отношения спортсмена и тренера, спортсмена и болельщиков.Для широкого круга читателей.
В сборнике повестей болгарского прозаика большое место занимает одна из острых проблем нашего времени: трудные судьбы одиноких женщин, а также детей, растущих без отца. Советскому читателю интересно будет познакомиться с талантливой прозой автора — тонкого психолога, создавшего целый ряд ярких, выразительных образов наших современников.
Сборник состоит из трех современных остросюжетных детективов.Романы Трифона Иосифова «Браконьеры», Кирилла Топалова «Расхождение» и Кирилла Войнова «Со мною в ад» — каждый в своей манере и в своем ключе, с неожиданными поворотами и загадочными происшествиями — поднимают вопросы, волнующие человечество испокон веков до сегодняшнего дня.Книга предназначена самому широкому читателю.
Владимир Матлин многолик, как и его проза. Адвокат, исколесивший множество советских лагерей, сценарист «Центрнаучфильма», грузчик, но уже в США, и, наконец, ведущий «Голоса Америки» — более 20 лет. Его рассказы были опубликованы сначала в Америке, а в последние годы выходили и в России. Это увлекательная мозаика сюжетов, характеров, мест: Москва 50-х, современная Венеция, Бруклин сто лет назад… Польский эмигрант, нью-йоркский жиголо, еврейский студент… Лаконичный язык, цельные и узнаваемые образы, ирония и лёгкая грусть — Владимир Матлин не поучает и не философствует.
Владимир Матлин родился в 1931 году в Узбекистане, но всю жизнь до эмиграции прожил в Москве. Окончил юридический институт, работал адвокатом. Юриспруденцию оставил для журналистики и кино. Семнадцать лет работал на киностудии «Центрнаучфильм» редактором и сценаристом. Эмигрировал в Америку в 1973 году. Более двадцати лет проработал на радиостанции «Голос Америки», где вел ряд тематических программ под псевдонимом Владимир Мартин. Литературным творчеством занимается всю жизнь. Живет в пригороде Вашингтона.
«Грязная Сучка», сборник рассказов с необычными сюжетами и персонажами, обитающими одновременно в нашем и параллельном мире.События обоих миров естественно проникают одно в другое. Реальные обстоятельства, помещенные в фантастическую ткань повествования, создают увлекательный мир, в котором нет ни временных, ни пространственных границ и ничто не препятствует общению людей с окружающей их природой.
Луиза наконец-то обрела счастье: она добилась успеха в работе в маленьком кафе и живет с любимым человеком на острове, в двух шагах от моря. Йоахим, ее возлюбленный, — писатель. После встречи с прекрасной Луизой его жизнь наладилась. Но все разрушил один странный случай… Красивый состоятельный мужчина, владелец многомилионной компании Эдмунд, однажды пришел в кафе и назвал Луизу Еленой. Он утверждает, что эта женщина — его жена и мать его детей, исчезнувшая три года назад!..
А началось с того, что то ли во сне, то ли наяву, то ли через сон в явь или через явь в сон, но я встретился со своим двойником, и уже оба мы – с удивительным Богом в виде дырки от бублика. «Дырка» и перенесла нас посредством универсальной молитвы «Отче наш» в последнюю стадию извращенного социалистического прошлого. Там мы, слившись со своими героями уже не на бумаге, а в реальности, пережили еще раз ряд удовольствий и неудовольствий, которые всегда и все благо, потому что это – жизнь!
Рассказы известного сибирского писателя Николая Гайдука – о добром и светлом, о весёлом и грустном. Здесь читатель найдёт рассказы о любви и преданности, рассказы, в которых автор исследует природу жестокого современного мира, ломающего судьбу человека. А, в общем, для ценителей русского слова книга Николая Гайдука будет прекрасным подарком, исполненным в духе современной классической прозы.«Господи, даже не верится, что осталась такая красота русского языка!» – так отзываются о творчество автора. А вот что когда-то сказал Валентин Курбатов, один из ведущих российских критиков: «Для Николая Гайдука характерна пьянящая музыка простора и слова».