Время собирать камни - [7]

Среди этого кипения чувств Онезорг в своем черном плаще и офицерской немецкой фуражке торчал, как пугало. На него косились, но никто не подходил, не любопытствовал — не до немца сейчас было.

Демина и Нелю согревала чужая радость. Но все-таки сердце покалывала печаль: их здесь никто не встретил и не мог встретить, а поезд, к которому они успели привыкнуть, попрощался коротким гудком и отправился дальше без них. И вдруг Демина кто-то дернул за рукав.

— Капитан, не признаешь? А я тебя враз определил. Ты с девятой десантной. Помнишь, в одной палате лежали?

Сопалатник Демина — это был старшина с пустым рукавом гимнастерки, заправленным за ремень, — говорил лихорадочно быстро и безостановочно, перекрывая своим резким голосом музыку и веселый шум.

— Починили тебя, как человек ходишь.

А у меня, видишь, — вот… А ты женился. Жена у тебя красивая, поздравляю. А у меня — вот. Отрезали насовсем… Ты немца конвоируешь. Правильно, сторожи, вези. Пускай ему намотают на всю катушку. А у меня, понимаешь, все равно болит. Нету руки, а она ноет. Каждый пальчик болью чувствую. Крутит и зудит, и мурашки по ней бегают…

— Это пройдет. Это фантомные боли, — успела вставить Неля.

Но старшина не принял утешения:

— Какие еще понтонные? Не знаешь, так молчи! — Он понизил голос. — А я точно знаю. Сам дошел, своими мозгами. Доктора мою руку не похоронили, как следовает, кинули небось на помойку. Ее мухи едят, муравьи по ней ползают — вот мне и отдастся. Но я как решил? Направление возьму в военкомате, вернусь в Германию, найду и похороню честь по чести.

Вот тогда пройдет!

Демин и Неля переглянулись. Глаза у старшины были совершенно сумасшедшие, и спорить с ним не следовало.

— Ну, бывай! Жену, смотри, не обижай, а немца сторожи. Упустишь — я с тебя спрошу по всей строгости.

Старшина исчез в толпе, а Демин вздохнул и пошел к двери с табличкой; «Военный комендант».

Беззвучный, но от этого еще более страшный взрыв поднялся к небу столбом огня и черного дыма. Летели по воздуху стулья, кровати, медленно проплыла, раскинув пухлые ручки, девочка с волнистыми золотыми волосами…

Онезорг рывком сел на деревянной раскладушке. Десятки раз видел он этот сон и десятки раз просыпался в холодном поту.

Демин, которому постелили на диване в этой же комнате, тоже не спал: сидел, зажав ладони между коленями, покачивался взад-вперед и поскрипывал зубами от боли. Но когда он увидел, что немец проснулся, то выпрямился и закинул ногу на ногу. Признаваться немцу в том, что у него нестерпимо болит спина, Демин считал для себя постыдным.

Некоторое время оба сапера, немецкий и русский, смотрели друг на друга, как два сыча, и молчали. Потом капитан взял со стола пачку «Дели» и пошел наружу — будто покурить.

На цыпочках он прошел через смежную комнату, где спала Неля, и оказался на крыльце.

Только здесь он позволил себе согнуться, скрючиться, чтобы как-то утишить боль. Но тут за его спиной скрипнула дверь, и Демин поспешно распрямился.

— Виктор Степанович, вы почему не спите? — спросила Неля. В плащике, накинутом вместо халата, которого у нее не было, она подошла к перилам и стала рядом с Деминым.

— Да вот, покурить захотелось, — Демин сунул в зубы незажженную папиросу. — Люблю ночью выкурить папиросу-другую, поразмышлять о жизни.

— Зачем вы меня обманываете? Я год при госпитале работала. У вас поврежден-позвоночник. И, наверно, боль ужасная.

— С чего вы это взяли?

— Ну, я же вижу, как вы садитесь, как встаете. Сейчас я вам пирамидон принесу.

— Не надо. Пирамидон мне, как слону дробинка.

— Может, помассировать спину?

— Нет, нет. Что вы, не надо, — испугался Демин.

Они стояли, глядя на дымный предрассветный горизонт, слушая давно не слышанные и приятные деревенские звуки, которыми был полон этот маленький городок. Мычали коровы, перелаивались собаки, где-то рядом пробовал голос петух.

— Хорошая у нас компания. Немец не спит, его кошмары мучают. Даже орет во сне. У меня действительно позвонки смещены, лежать больно. А вы-то чего не спите?

— Я… Я очень боюсь, — смущенно призналась Неля. Демин сразу насторожился:

— Кого, фрица этого?

— Да нет же! Я за вас боюсь. И за него тоже. Все время представляю себе: вот вы открываете какую-то дверь, а там в темноте спряталась смерть. Только и ждет, чтобы вы ее выпустили наружу. И такая страшная смерть — взрыв, и ничего от человека не осталось, совсем ничего. Будто он и не жил, будто его и на свете не было.

— Богатое у вас воображение, — удивился Демин. — А по сути, работа как работа. Если могли заминировать, значит, можно и разминировать. Я этим всю войну занимался. Саперы — это ведь разные специальности: есть строители, есть понтонеры, а я минер. И Онезорг тоже минер. Конечно, если он набрехал, что помнит все без документации, тогда труднее,

— А вы обязательно должны оба?

— А как иначе? Я от него ни на шаг.

Неля помолчала, потом у нее против воли вырвалось:

— Ну хоть завтра не ходите! У меня предчувствие.

Демин строго посмотрел на нее:

— Вот это не надо было. Зачем под руку говорить?

Городская ТЭЦ и прилегающие к ней дома были оцеплены солдатами, а кое-где и веревками с красными флажками — предупреждение о возможности взрыва. Многочисленные зрители — в основном это были семьи, временно эвакуированные из домов в опасной зоне, — расположились за линией оцепления. Некоторые сидели на узлах с пожитками. Все они, и солдаты тоже, в почтительном и испуганном молчании провожали глазами двух саперов, направлявшихся на объект. Две маленькие фигурки подошли к зданию ТЭЦ и скрылись за железными воротами…