Время собирать камни - [17]

— Перестаньте же! — Неля кинулась между дерущимися и отлетела в сторону; чья-то перчатка задела ее по плечу. Но это отрезвило противников. Тяжело дыша, они разошлись, скинули с рук перчатки. Не глядя друг на друга, сели по разные стороны стола.

Неля тоже села и вдруг, уронив голову на стол, заплакала:

— Господи, как же мало надо! Как мало надо!.. — Она вытерла слезы и сердито приказала: — Помиритесь!

— Да мы и не ссорились, — буркнул капитан. Он уже стыдился своей неожиданной вспышки.

— Все равно, помиритесь!

— Детство какое-то… Ну, пожалуйста. — Демин сконфуженно протянул руку Онезоргу, и тот так же сконфуженно пожал ее. Потом мужчины взяли полотенца и отправились умываться…

…Ужин уже подошел к концу, когда на сцену прибежал завклубом — такой же молодой, как его жена. Он поставил в угол ведро с краской и снял с кудлатой головы пилотку, сделанную из газеты.

— Значит, уезжаете? Все уже взорвали?

— Мы не взрываем, а наоборот, — уточнил Демии. Бровь у него была заклеена за неимением пластыря почтовой маркой. А у

Онезорга из ноздри торчала вата. Но завклубом таких мелочей не замечал: помыслы его были направлены на другое, куда более высокое.

— Жалко, что вы едете… Если получится, на обратном пути заверните к нам. Вы этого клуба не узнаете!.. Закончу ремонт, секции начнут работать — волейбол, штанга, шахматы!.. Драмкружок будет такой, что городской театр умоется! Драмкружок Оля поведет, а я сколочу хор. Я ведь по образованию хоровик.

— А я пела в хоре, — неожиданно сказала старуха. — Такой хороший хор был! На всю область знаменитый. И в Псков нас возили, и в Москву готовили — да тут война.

Демин и Неля смотрела на старуху с недоверчивым удивлением, а завклубом сразу сделал стойку, как молодой охотничий пес.

— Вы пели в хоре?

— В сопранах сидела. И солисткой была.

— А вы не могли бы что-нибудь спеть? Правда, инструмента нету.

— А я и окопело спою, — охотно согласилась старуха.

Неля тихо объяснила капитану:

— Окопело это «а капелла»… То есть, без аккомпанимента.

Старуха между тем откашлялась, расправила плечи и запела неожиданно сильным и чистым сопрано:

Окрасился месяц багрянцем

И море бушует меж скал.

Поедем, красотка, кататься,

Давно я тебя поджидал!..

Звонкий молодой голос заполнил собой весь зал. Из-за кулис выглянула удивленная Оля с недомытой тарелкой в руках, толе стала слушать. Когда старуха умолкла, завклубом закричал:

— Оля, ты слышала? Ты слышала? — Он подбежал к старухе: — Послушайте, я не знаю ваше имя-отчество, вам обязательно надо уезжать?

— Анна Константиновна ее зовут! Ей не обязательно! Она может остаться, может! — закричали, перебивая друг друга, Неля и Демин.

— Тогда решено. Я ее беру.

— А где она будет жить? — осведомился практичный Демин.

— Тут, в клубе. Как мы. Оформлю сторожихой. Бабушка, у вас такой свежий голос! Сколько вам лет?

Анна Константиновна подумала, вспоминая:

— Я с пятого года.

— Какого? — не поверил завклубом. — Выходит, вам сорок лет?

— Сорок, — смущенно улыбнулась старуха. — На Покров сравняется.

Завклубом, Неля и Демин смотрели на Анну Константиновну с жалостью и испугом.

Вечером Демин, Неля и Онезорг грузили свои пожитки в обшарпанный «виллис». Из Дворца культуры выбежала Анна Константиновна, подала Демину замасленный сверток:

— Деточки, не поминайте лихом! Вот вам на дорожку.

Демин развернул сверток и прямо застонал: там были пирожки.

— Где взяла?

— А напекла, — ответила Анна Константиновна н виновато заморгала.

Демин сунул сверток ей в руки:

— Неси назад!.. Как брала, так и положи — потихоньку… Ведь выгонят они тебя! Куда пойдешь? Побираться? — Он взял вещмешок с общим пайком и без колебаний отдал Анне Константиновне. — На, только не воруй!

«Виллис» тронулся. Обернувшись, Неля смотрела на Анну Константиновну. Та достала из свертка пиролюк и стала есть. Свободной рукой она махала вслед отъезжающим, и по щекам ее текли слезы.

Освещая неровный асфальт фарами, «виллис» катился по пустынному ночному шоссе. Пассажиры дремали, привалившись к неуютным бортам.

Утром они ехали по проселочной дороге. Неля сидела рядом с водителем, а Демин и Онезорг — на заднем сиденье. Они уже успели поспорить.

— Сейчас многие оправдываются: «У нас, у немцев, уважение к приказу в крови», — говорил Онезорг, а Неля переводила. — Но я так не считаю. Просто, когда вся нация в угаре и верит своему вождю, как богу, любому приказу подчиняются с радостью, не задумываясь о смысле!

— А если бы тебе приказали родную мать зарезать? — презрительно усмехнулся Демин.

Немец понял и ответил по-русски:

— Такие приказы я не получал. — И снова перешел на немецкий. — Но вообще-то простой человек, далекий от политики, не всегда может сам разобраться, что правильно, что неправильно. Представь себя на моем месте.

— Ну, знаешь! — взорвался Демин. — Ты не путай хрен с морковкой!

— Что, что? — по-русски переспросил Онезорг.

— Ничего. Проехали. Я говорю, кончай фашистскую демагогию!

— Я не фашист и сказал тебе это десять раз, — не на шутку обиделся Онезорг. — Наци звали меня в свою партию, но я отказался.

— Тогда сними к чертовой матери этот мундир! Все неприятности от него!

— Нет. — Немец упрямо покачал головой. — Не надо забыть. Кто я был, тот я был.