Время, пространство и знание. Новое видение реальности - [4]

     Не следует думать, что, различая «малое знание», которое неизбежно оказывается как ограниченным, так и ограничивающим, и Большое Знание, имеющее освобождающее действие, поскольку оно игнорирует любую попытку ограничить или свести его к банальностям мнения, мы имеем дело с редуцируемыми свойствами или «вещами», между которыми лежит непроходимая пропасть. Большое Знание обнимает «малое знание» и может поэтому «видеть» его ограничения (и, что еще важнее, повеселиться над ним), тогда как «малое знание» не способно ни на что подобное.

     Итак, «фигурально выражаясь», Большое Знание играет само с собой в жмурки. Но ничто не мешает ему сорвать повязку и двигаться сознательно. Или, можно сказать, «малое знание» подобно искаженному близорукому зрению, тогда как Большое Знание - это полное (нормальное) зрение - видение без видения, «вещей». Это, конечно, язык парадоксов, который совершенно невразумителен для того, кто держится за букву, кому по этой причине не над чем смеяться и кто упускает богатство, каковым является Бытие как переплетенная динамика пространства, времени и знания.

     Переход от «малого знания» к Большому Знанию не влечет за собой новой теории о знании и его проявлениях, которые - не столько события, сколько Бытие, как знание, пространство и время, всегда вот оно, но никогда - в качестве вещи. Не создает этот переход и новой эпистемологической модели. Это реставрация видения, которое как таковое ни отрицает, ни абсолютизирует.

     Итак, цель этой книги - реставрировать видение, а последовательный ряд упражнений являет собой терапевтические средства, ведущие к этому результату Вдумчивый читатель будет глубоко признателен Тартангу Тулку за брошенный им призыв думать и видеть вновь.

Герберт В. Гюнтер

Вступление

     В некотором смысле Пространственно-Временное-Знанческое видение не нуждается в представлении, так как можно было бы сказать, что оно само есть свое описание. Тем не менее, на другом уровне, написание этой книги явилось обширным проектом, занимавшим фокус моего внимания многие годы. Так что мне хотелось бы поделиться с читателем некоторыми основаниями, сделавшими возможным как видение, так и его представление. Чтобы проделать это, будет полезно что-то сказать о моей жизни.

     Я родился в Аскионге, центральном районе Голок Западного Тибета, где люди прослеживают свою родословную до ранних тибетских королей. Мой отец, Зогпо Тулку, воплощенный лама, прошел подготовку во многих ведущих духовных традициях Тибета и был также деревенским доктором.

     Ожидали, что я продолжу семейную традицию, и, как бывает в случае большинства таких детей, мне было уделено много внимания и дано много наставлений. Мать учила меня читать и писать, когда я был совсем маленьким, а с шести до двенадцати лет меня индивидуально обучали несколько одаренных учителей. Мой отец также был моим учителем, передавшим мне ряд дисциплин в плане интроспекции и показавший мне путь духовной интеграции; он был очень добрым человеком.

     Меня послали учиться в Тартанг-монастырь, когда мне было 12 лет, и препоручили заботам моего старшего брата. Будучи связан с этим монастырем как по инкарнационной линии, так и по принадлежности к нему моего отца, я получал наставления от главного настоятеля, который был моим гидом по разным традиционным и философским текстам. Помимо этого, я получал разъяснения в уникальных областях изучения Ньингма (старейшая традиция Тибетского Буддизма); у меня была также возможность изучать такие различные предметы, как литература, искусство, поэзия, каллиграфия и медицина. Хотя предложенные монастырем дисциплины и обучение были нелегкими, позднее я оценил их огромную пользу.

     По мере углубления изучения буддизма и медитативной практики было принято необычное решение послать меня в мои 17 лет поучиться в отдаленные части Тибета у других учителей. Посетив около сорока главных монастырей, я получил наставления от многих законченных мастеров и освоил главные аспекты медитативных традиций каждого центра.

     По мере того как я становился старше и мое учение продвигалось, важные области философии и практик продолжали открываться для меня; я имел редкую даже в Тибете возможность получить личные наставления oт просветленных мастеров, прямых преемников почти погасших линий устных и письменных традиций. Мой основной учитель, Кентзе Чокай Лодро, был одним из наиболее уважаемых лам в Тибете как за широту его знания, так и за глубину его сострадания. Мое понимание было, конечно же, ограниченным, но благодаря беспредельной доброте моих учителей я смог получить общее понимание их безграничного знания. И мое самое большое желание — сохранить все, что смогу, разделить с другими эти глубокие учения.

     К концу этих интенсивных лет обучения и практики возрасте двадцати пяти лет тревожная ситуация на Тибете заставила меня покинуть Тибет в качестве беженца. В 1963 году благодаря помощи правительства Индии я был назначен на кафедру буддийской философии в Санскритский Университет в Бенаресе, Индия. В это время санскритологи осознали, насколько богат был материал, утраченный в оригинале на санскрите, доступный лишь в Тибете. Помимо этого, возрос интерес к оригинальным тибетским работам. Оба этих раздела литературы требуют устных комментариев от кого-то, обученного в этой традиции. Таким образом, благодаря такому положению в университете, которое я занимал в течение более чем шести лет, я смог разделить свое понимание тибетских традиций как с западными, так и с восточными учеными.