– Товаг’ищ Аксенов, для начала, расскажите товаг’ищам – что говог’ят во Фг’анции о России? – предложил Ленин.
Признаюсь, я даже слегка растерялся. Можно подумать, что я ежедневно слушаю сплетни в кафе, или гуляю по бульварам с целью узнать умонастроение народных масс относительно моей исторической родины. Как объяснить товарищам, что на самом-то деле французов не очень интересуют события в России, если это не касается их собственного кошелька? Потому, начал импровизировать, черпая новости в собственном «послезнании», отчаянно импровизируя.
– Предполагают, что для восстановления промышленности нам понадобится лет сорок, а то и пятьдесят, – доложил я. – Дескать, Россия не сможет воссоздать предприятия, потому что нет ни кадров, ни оборудования. А самое главное – у нас нет средств ни для закупок, ни для подготовки кадров. Французы считают, что если они подсуетятся чуть раньше американцев и англичан, то из нашей страны может получиться полуколония, вроде Алжира или Туниса, из которой они станут выкачивать сырье, и заставлять приобретать готовые изделия. В крайнем случае, можно договориться с другими членами Антанты, чтобы разделить Россию на сферы влияния. Англия пожелает вернуть утраченное в результате национализации и установить над нами внешнее управление.
– С-сукы, – с чувством проговорил товарищ Сталин.
Я лишь кивнул, а остальной народ промолчал, разделяя мнение наркома по делам национальностей.
Что бы еще такое рассказать членам Политбюро? Наверное, об отношении французов к плану ГОЭЛРО, представленному в конце прошлого года в Большом театре. И, только я набрал в грудь воздуха, как товарищ Троцкий брюзгливо заявил:
– Товарищи, у меня мало времени. Все, что сказал Аксенов, можно прочитать в европейских газетах. Давайте все-таки заслушаем отчет по существу дела.
Жаль, а я уже приготовился поведать, что во всех французских газетах, начиная от «Эко де Пари» и заканчивая «Фигаро», написано о том, что свой план ГОЭЛРО большевики сперли у инженера станции «Электропередача», разработанного им еще до войны. Да, а откуда Лев Давидович берет европейские газеты? Международное почтовое сообщение еще не действует.
Кажется, остальной народ не прочь бы послушать байки о Франции, но при словах Троцкого все дружненько закивали, и Владимир Ильич беспомощно развел руками:
– Товаг’ищ Аксенов, если пг’исутствующие товаг’ищи хотят только по существу, значит, по существу.
Сегодня у меня не было при себе наглядных пособий – ни плакатов, ни схем, ни даже простенькой грифельной доски, чтобы доложить руководству партии и государства о проделанной работе, пришлось рассказывать так. Но зато имелась «шпаргалка», в которую я заглядывал, чтобы не запамятовать ни полученные от Игнатьева суммы, ни закупленные товары. Доложил о деньгах, о переводах из одного банка в другие, о приобретенных товарах и путях отправки, и о том, отчего я не стал покупать паровозы и трактора с сеялками. Уложившись за пятнадцать минут, мысленно похвалил себя за краткость изложения и предложил присутствующим задавать вопросы. Первым, как и полагалось, задал вопрос Председатель Совнаркома, хотя он уже полчаса, как знал ответ:
– Товаг’ищ Аксенов, сколько, на сегодняшний день, имеется сг’едств на всех счетах?
– После всех выплат и трат, на моих швейцарских счетах осталось около восьмидесяти миллионов франков. Это порядка десяти миллионов долларов. И на счетах Игнатьева, пока не выведенных, еще сто миллионов франков, – доложил я. Помедлив, и прикинув, уточнил: – Сто миллионов – это со слов самого генерала. Как вы понимаете, узнать точную сумму я не могу. Возможно, плюс-минус миллион, или два. Надеюсь, что удастся в ближайшее время перевести франки в доллары. Значит, у нас имеется более двадцати миллионов долларов.
– А зачем переводить франки в доллары? – удивился Крестинский. – При обмене валюты вы теряете деньги на комиссии. При таких значимых суммах потери составят… – Народный комиссар финансов прищурился, считая проценты и переводя их в номиналы денежных знаков и, через три секунды выдал результат. – Комиссия не менее восьмидесяти тысяч франков.
– Комиссия при обмене наличных денег составляет четыре процента, а при переводе из французского банка в швейцарский, и по безналичному расчету, только два, – пояснил я. – Но эта комиссия компенсируется процентами. Ну, почти компенсируется. А самое главное, что если бы при обмене и шла реальная потеря, то оно того стоило. Буквально за последние два месяца курс франка по отношению к доллару изрядно снизился: в ноябре прошлого года за доллар давали пять франков, то теперь восемь. По расчетам финансистов Парижской биржи, в самое ближайшее время соотношение франка и доллара будет один к двадцати, а то и к двадцати пяти. Поэтому, я принял решение менять франки на доллары.
– Разумно, – кивнул Крестинский. Слегка повернувшись к коллегам, сказал: – Я думаю, следует оповестить об этом всех товарищей, работающих за границей – по возможности, пусть переводят франки в доллары, или в фунты стерлингов.
Эх, слава богу, что члены Политбюро не стали меня расспрашивать – откуда у меня такие сведения. В
