Время Оно - [32]

Одного не мог поведать Жихарь — что они с Принцем и Лю Седьмым делали после встречи с Мироедом. Видно, так это и пребудет в тайне до скончания времен.

Когда горло пересыхало от речей, богатырь прихлебывал воду горстью прямо из реки. Старый Беломор слушал внимательно, не перебивал — только уточнял кое-где обстоятельства, после чего согласно кивал.

Длинен был летний день, но и у него не хватило терпения выслушать богатырские речи до конца. Солнце притомилось и пошло ночевать к себе за окоем.

— Шабаш, — сказал наконец Беломор. — Ложкой море не вычерпать, хотя бы и золотой. Если даже ты самозванец, разницы нету. Хоть до тебя никто на свете не додумался отдавать славу свою в заклад. Но и выдумать ты сам этого не мог. А поверить тебе до конца я смогу лишь тогда, когда ты сам эту славу свою по чести выкупишь, — не обижайся…

— Да я и не обижаюсь, — сказал Жихарь. — Сам виноват.

— Вот это правильно, — сказал волхв. — Человек — не дерево и не зверь, он сам всегда в своих бедах виноват. Если бы все это понимали, жизнь устроилась бы на свете вполне прекрасная. Нынче уже не время по кругу ходит, а сами мы ошибки свои же повторяем и множим… Вставай, пойдем в избу — я чаю, она там без нас уладилась.

И вернулись они в избу, и убедился Жихарь, что уладилась изба — стояла, как прежде, убогая снаружи и обширнейшая внутри. То, что огонь пожрал безвозвратно, изба выбросила за порог, а то, что в дело годилось, было восстановлено в прежнем виде. Даже та поганая кадушка, что выносила мусор своим ходом. Пришлось же ей нынче побегать! Только запах дыма остался, напоминая о злодеях и грядущей над ними расправе.

— Ты, дедушка, их не трогай, — сказал богатырь. — Моя вина, мой и расчет. Принесу я тебе ихние головы, не сомневайся.

— Жрать-то как охота! — внезапно сказал Беломор. — Вот же изверги — горели, а все съестное подчистую унесли…

— Дело военное, — пожал плечами Жихарь. — Дружина и должна чужим добром жить. Хотя, честно сказать, я после восприятия Святогоровой силы должен питаться усиленно, а то ослабею…

— Не ослабеешь, — сказал неклюд. — Вот я в погребе пошарюсь…

Пошарился он там на славу — в прежний-то раз ведь томил богатыря травами да медом. А тут нашлись и копченые окорока, и ковриги совсем свежего хлеба, и раки вареные, и огурцы соленые… Даже Мозголомная Брага выявилась без всяких намеков — значит, поверил старик, лучшего доказательства и не надо!

— Как это у тебя хлеб хранится? — спросил Жихарь. — Или недавно тесто творил?

— Давно тесто творил, — ответил Беломор. — Для хлеба у меня особая безвременная полка имеется…

На какое-то время они забыли и о Жихаревой судьбе, и о судьбах мира в целом — чокались уцелевшими кружками, жевали от души, сосредоточенно. Здравица над столом летала лишь одна: за здоровьице! А чего еще воскресшему покойнику желать?

— Ты не меня спас, — объяснял Жихарю захмелевший мудрец. Видно, воскрешенный — тот же младенец, ему немного надо. — Ты весь мир спас, потому что зрю новую ему угрозу, а нынче перед собой даже избавителя зрю…

— Да блин поминальный! — воскликнул богатырь и даже отставил в сторону полную кружку. — Я же его вроде бы наладил как надо, а ты снова про избавление толкуешь… Сколько можно? Что, кроме меня, на свете и героев не осталось? Я сто раз под смертью ходил, а ныне в безвестности пребываю…

— Настоящие герои всегда пребывают в безвестности, — слабо утешил его старец. — Такая, видно, уж у них планида. А что это у тебя на груди за идолы наколоты? Так, с лысым-то все понятно, а другой кто? Уж не сам ли Мироед?

Тут Жихарь вспомнил, что в страшном том ущелье разукрасил ему неведомо кто все тело синими рисунками и надписями. Он на всякий случай спрятал босые ноги подальше под стол, потому что на ногах, на взъемах ступней, тоже было кое-что наколото.

Левая ступня синими буквами громко жаловалась: «Ноженька моя, ты устала!» Правая ступня была куда бодрей, поскольку и надпись на ней была задорная: «Наступи менту на горло!»

— Может, и Мироед, — сказал Жихарь. — Он ведь умеет принять любое обличье. Я-то надеялся до тебя добежать в одно время с Невзором. Устроил бы ты нам с ним очную ставку, тут бы вся правда наружу и вылезла… Он ведь про славный поход только то знает, что в книжке у княжны прямо написано, а про цель…

Он подсел поближе к старику-волхву и нашептал на ухо такое, что Беломор чуть под стол не съехал.

— И как мы на Змее Мировом кувыркались, он не знает, и как я Золотую Ложку утопил, — продолжал богатырь уже полным голосом. — Не говоря про обратный путь. Эх, как жалко ваджру мою, какая она была полезная! Мудрый Лю меня, правда, утешил, что вернется она ко мне в ином обличье, да только где и когда?

— Это мне пока неведомо, — важно сказал Беломор.

«Тоже мне, волхв! — фыркнул про себя Жихарь. — Ты и в тот раз ложку мою не признал…»

— Пока неведомо, — повторил Беломор. — Но скоро станет все ясно. И еще мне ясно, что тебе тоже придется в поход отправляться.

— Не тоже, а снова, — поправил Жихарь. — Только ты уж меня снаряди получше, а не как в тот раз…

— А что в тот раз? — обиделся волхв.

— А то, что меч твой хваленый с первого удара переломился, как сучковатый черенок у лопаты! — гневно пояснил богатырь.