Время невысказанных слов - [20]

Марк помолчал.

— Слушай, это какая-то ерунда. Ты слишком сложно его воспринимаешь. Мне кажется, все его мотивы лежат на поверхности! Ну хотел он, чтобы его подружка играла главную роль, это было бы так романтично! Он и она вместе forever! Но ему же невыгодно рассказывать какой-то Трубецкой, что он хочет именно этого. Вот и сделал из себя такого скучающего мачо, который своими хитросплетениями с барского плеча делает для своей девушки все, что капризная леди ни попросит!

— Хм, не знаю, — засомневалась я, хотя аргумент Марка пробил существенную брешь в моих мыслях.

— В любом случае, я тебя поздравляю! Надо это отметить как-нибудь! — он зевнул на другом конце провода.

— Да, только я бы не сказала, что это было так уж сложно, Марк. Это было здорово, интересно, весело, захватывающе, но… не сложно. Поэтому готова пройти еще пять таких отборов. И Анжела, я уверена, прошла бы тоже с легкостью, если бы… не знаю. Если бы эта роль ей больше подходила, наверно.

— Ну, так бы она не прошла! — усмехнулся Марк.

— Хм, как это «так»? — засмеялась я.

— Боже мой, Трубецкая! Я в следующий раз запишу видео, чтобы ты хоть раз на себя посмотрела со стороны. Видела бы ты себя!

— Да я вроде как все это говорила, так что зачем мне смотреть?

— Глупая какая! Твое выступление на отборе — уже был спектакль. Наверное, лучшее, что я видел в твоем исполнении.

— Прекрати, — я была убеждена, что он так издевается.

— А когда мы стояли на сцене и обыгрывали тот диалог! У меня мурашки бежали — я будто не в отборе участвовал, а действительно с тобой вел такие разговоры.

— Ну здорово, вжился в роль, значит! Большая дорога у тебя, Марк.

— А тебе большой удар по лбу, вот что! — рассердился Марк. — Ты думаешь, почему Яша так с тобой носился и заставлял, буквально заставлял принять эту роль и поставил условие на отбор прийти?! А почему он таскал тебя из спектакля в спектакль, пока ты была новичком? А почему, опять же, пока ты еще была новичком, он запихнул тебя Марселой в «Собаку» в первый состав?! Подумай.

— Ну… Анжела бы сказала: «любимчика завел!».

— А ты, что сказал бы ты?

— Я не знаю, Марк, — я несколько растерялась от его напора. — Я правда не знаю.

— Это потому что ты балда! — сердито отозвался Грозовский. — Я просто… не знаю, цветы себе возложу за то, что заключил с тобой весной пари!

— И опять же себе, да? Почему не мне? — я попыталась перевести разговор в шутку.

— Не достойна ты не цветов моих, не оваций, — с холодком отозвался Марк.

— Ладно, слышали бы тебя наши театральные барышни, они бы давно меня подкараулили и избили бы наверное.

— Что еще раз подтверждает все вышесказанное. — Чопорно провозгласил Марк.

— Да иди ты! — отозвалась я. — О, кстати, а что тебе сказал Смирнитский? Про твою роль?

— О, — с явным удовольствием откликнулся Марк. — Сказал, что я молодец.

— Нет, серьезно?

— Серьезно. Сказал, что я могу взять на себя детали моей роли, подобрать костюм, вырисовать образ. Сам себе режиссер.

— Вот это да! Он никогда никому такое не позволяет. А что Анжела и Вика?

— Им он тоже сказал, что они молодцы. Он им предложил взять по две роли, они выбежали почти такие же довольные, как если бы получили главную. Еще бы! Зато мороки с этим будет…

— Ничего, справятся. По крайней мере, я рада, что они не остались вообще ни с чем. Они достойны были…

— Ну не главной, конечно.

— Все, прекрати! Эгоцентрик, блин!

Марк рассмеялся.

— Вот люблю тебя, Грозовский, за твой вечный оптимизм, — неожиданно заявила я.

— А я то все гадал, что ты со мной водишься, — рассмеялся он снова.

Мы помолчали. Я слушала, как поет сверчок где-то рядом с моим окном. Было уже, наверно, около часа ночи.

— Знаешь, что странно?

— Опять? — тихо спросил он.

— Да нет, я не о том, — я помолчала. — В детстве нам не разрешали разговаривать до ночи по телефону.

— Что ж тут странного, мне и сейчас не разрешают! Я скрываюсь по балконам и ванным комнатам.

— Да, в этом-то все и дело. Мне бы тоже не разрешали. Если бы кто-то дома хоть изредка появлялся.

— Что, все так плохо?

— Да нет, Марк, — я рассмеялась, но как-то нервно. — Это не плохо, это уже вошло в привычку. Это нормально. В детстве мы мечтали болтать по телефону до полуночи, делать все, что хотим; мечтали, чтобы родители оставили на одних на несколько дней, а мы бы устраивали безумные вечеринки, жрали бы только шоколад и хот-доги, открывали бы все окна настежь, врубали бы на всю музыку, телевизор в другой комнате, а сами валялись бы на полу и читали книжку поинтереснее! Можно было бы даже ходить в школу и все такое, но при условии, чтобы делать уроки всем классом…. Это была бы не жизнь, а кайф! Полное ощущение свободы!

— Свободы! — почему-то уныло отозвался Грозовский.

— Но в детстве нам почти никогда не удавалось остаться дома одним на несколько дней, а если и удавалось, то все было не так красочно и свободно, как мы мечтали. Теперь же…теперь я почти всегда одна дома. Я люблю иногда открывать окна настежь и сидеть на подоконнике, слушая, как во дворе идет привычная возня: дети бегают, мужики играют в шашки и шахматы, а бабульки всех обсуждают и лаются с мужиками. Я люблю включать телевизор и радио вместе — это создает эффект… наполненной квартиры, что ли. В 11 классе как-то не было возможности устраивать безумные вечеринки, но остальной долей так называемой свободы я насладилась сполна. Пока не приелось. Пока не поняла, что это мираж. Голоса из телевизора и радио не вернут меня в детские мечты и не заставят маму появляться с работы почаще. Пустая квартира не даст ощущения свободы и не заставит прелюбимых родственников проявить интерес к тому, почему я не стала поступать в этом году, а осталась работать. Все это… мираж. — Стрекот сверчка усилился. — Взросление оказалось не таким веселым. Лучше остаться в детстве, там, по крайней мере, была уверенность, что мечты, даже не исполнимые, обязательно исполнятся!