Время ненавидеть - [32]

… ей-ей! Ну-у, Краси-и-илин! Ро-озы, паразит, белые! Умереть не встать! Разделил ведь по пятнадцать на две вазы. Не совсем еще дурачок. Вот дурачок! И шмотки мои – неужто?.. Точно! В шкаф развесил! И о сигаретах позаботился! И «Мисти»! И шоколад! Финский! И орешки! Ну-у, Красилин! Сюрприз так сюрприз! Хоть плачь – о тридцатилетии только бывший муж и вспомнил, розы притащил. Где он их только? Тоже из Хельсинки? Жалость какая – запаха не чую, насморк все-таки поймала.

Нельзя расслабляться, нельзя! Он уже воду выключил, сейчас объявится. Надо встречать во всеоружии. В кресло, в кресло! Коленки вперед. Но холодно, но неприступно. Ай, бедро болит… И сигаретку! Ну, пора! Вышел!

Во-от! И стой, и мнись. А я на тебя – как сквозь стекло автобуса. О-охо-хонюшки, полысел ведь, волосы мокрые – и сразу видно. Мальчишка с проплешинами. Ну, что скажешь? Что ты можешь мне сказать?

– Я там полотенце взял. Желтое. Ничего?

Уж взял, чего теперь спрашивать. Но тон хороший, виноватый. Так держать! А то – розы, розы! Очень милая осьминожка! Дурак какой!

– У тебя платье красивое. Очень идет.

– Я знаю.

– Новое?

– На Новый год. Три недели назад. Его благородие господин офицер преподнес.

– Что еще за офицер?!

– Полковник. Ты его не знаешь.

– Ты же на дух военных не выносишь!

– А он в штатском всегда ходит. Работа такая. И очень чистоплотный, в отличие от некоторых. Кстати, желтое полотенце – его. Лучше бы ты зеленое взял, махровое. Оно специально для гостей.

– У тебя их много, судя по чашкам в раковине.

– Не жалуюсь. И не надо здесь свои порядки устанавливать. Мы чашки нарочно не моем, собираем. Чтобы потом гадать. И мой гардероб тебя никто не уполномачивал перетряхивать. Лежит – значит, надо, чтобы лежало. Это хамство – распоряжаться вещами посторонней тебе женщины, не находишь? Или в твоих Хельсинках нравы попроще?

– Слушай, Красилина…

– Вот об этом ты забудь! Да, Красилина. Но просто однофамилица. Мы уже не раз говорили на эту тему… Все паспорт никак не сменю, недосуг. Ладно, скоро так и так менять. В связи с… хотя, тебя не касается.

Довела. Да, пережала чуть-чуть.

И пошел мой Красилин грузными, наплевательскими на меня, невидящими шагами к торшерному столику. Будто меня и нет, свинтил голову бутылке, вбухал себе полный бокал «Мисти» и выхлебал как воду, а потом оскорбленно уставился в окно.

Жалость какая! Мамочки-мамочки-мамочки! «Мисти»! Бокалом! «Тропикал-коктейль-ликер»! Вы не знаете, не представляете, что это такое! Сливочно-розовое! Ананасово-клубнично-манговое! Греющее, но не горячительное! Его кро-о-охотными даже не глоточками, а поцелуйчиками надо в себя втягивать! А он: бул-ль! Для меня ведь привез! А сам: бул-ль! Жалость какая! И ролями поменялись – теперь мой Красилин, видите ли, смертельно обижен…

Еще бы! Он – с розами, а я ему – полковника в штатском, полотенце б/у, гостей кофейных! Какой там полковник?! Был бы полковник – бегала бы я без пальто от рэкетиров проклятущих! И чашки – мои. Все до единой. Просто утром приготовишь порцию, примешь – а мыть лень, да и некогда. До воскресенья копятся. Сервиз шесть штук, по дням недели. В воскресенье все сразу и отскребаю. Вот завтра воскресенье – я бы их и…

Тут еще приключения ресторанные, дверь заклятая… И ведь опять я права! Был, был за дверью! Пусть Красилин, но был! И на крик мой вылетел пулей. Даже штаны не подтянул. Сюрприз, ничего не скажешь! Поздра-авил! Осьминога подложил. Приятное хотел сделать. Сделал! И я ему сделала!

Однако, если дальше будем сидеть-молчать, то – мой проигрыш. Надо, придется обозначить шаг навстречу моему Красилину… Да никакому не моему! Что еще за «моему»! Давно не моему! Но придется.

– Я так и буду сто лет с сигаретой сидеть? Может, догадаешься дать прикурить?

А-га! Вскочил, захлопал крыльями по карманам. Ой, зажигалочка прелесть! Отберу! Сам отдаст.

Ну?! Так и не научился давать огня. Повыше, повыше. Не собираюсь я еще и наклоняться. А сам лови мой взгляд, лови. Вот-вот!

– Галка… Ну, Галка… Ну, Гал…

Ладно, так и быть, прощаю. Сейчас еще сосредоточенно затянусь и прощу. «Бе-бе-бе!» – видишь, Красилин, язык тебе показала, гримаску скорчила. Выдохни, не напрягайся. Простила. Рассказывай, что ли, интересное…

– Галка, ты не представляешь! Они там так колдырят. У них алкоголики даже на гособеспечении. А мы сидим с их фирмачами. Те с женами. И обе рядом – по левую и по правую руку от меня. Наш представитель жантильно меня провоцирует: «Красилин, почему вы не ухаживаете за дамами?». Я тут возьми да и ляпни: «С какого-то момента это должно называться не «ухаживать», а «следить». Ерунда! Они все равно на таком уровне русским не владеют…

– … С кормежкой нормально! Чухна, а все есть! И как! Ты слушай, я там решил выпендриться перед нашей переводчицей, повел ее в кабак. Карта блюд – с нашу телефонную книгу. И вот я выбираю, а она переводит. Читаю: фондю. Спрашиваю ее: что за фондю? Фондю, говорит, и фондю. Непереводимо. Сдуру заказали. Представь, приносят нам два примуса, сверху на сковородочках куски чего-то непонятного, но сырого. Оказывается, Мы сами должны примусы раскочегарить и с пылу, с жару есть. Особый шик! Я эти примусы час целый накачивал, весь в саже, и Таська тоже, переводчица. Конструкция идиотическая. В общем, дым, вонь. А куски мы, чтоб не позориться, съели сырьем и гордо ушли!