Время не ждёт - [110]

Нельзя было медлить, — думал он, — нельзя вообще медлить в век индустриализации, когда год равен десяти годам, когда народ по призыву Ленина и Сталина взялся пробежать расстояние в 50–100 лет за 10–15 лет, когда нужны неслыханные темпы и темпы и в труде и в научном творчестве! Новое тоже стареет со сказочной быстротой и спасти новое, отстоять его жизнеспособность можно лишь ценой непрерывного его совершенствования. Нет, он никогда не пойдет по стопам чернавских, которые уподобляются многим московским извозчикам, проклинающим автомобиль. Он будет следовать примеру тех, кто, понимая требования времени, перестраивается на новый лад, овладевая новыми профессиями, проникая в новые области знаний.

Он создаст самозатачивающиеся лезвия из твердых сплавов!

Александр Михайлович снова сел за стол, начал продумывать план действия и делать записи. Просидев несколько часов, он вдруг заметил, что какой-то новый свет борется со светом лампы, и лампа, будучи не в силах противостоять ему, становится бесполезной. Игнатьев повернул голову к окну и увидел рождение нового дня. Из открытой форточки веяло освежающим воздухом майского утра, а вдали на фоне розовеющего неба высились кремлевские башни, по вершинам которых ударили первые оранжево-огненные брызги зари.

Ночное бдение сказалось отрицательно. Заболела голова. Изобретатель умылся, освежившись холодной водой, и с нетерпением стал дожидаться часа открытия дверей Центрального научно-исследовательского института машиностроения. Войдя в институт первым из посетителей, Игнатьев обратился к его руководству с заявлением. Он просил, чтобы специальная лаборатория начала работу по созданию тонких пластинок из твердых сплавов для резцов-столбиков. Кроме того, он просил решить задачу изготовления тончайших пластинок для многослойных лезвий или толстых пластинок, но с зонами неравномерной твердости. В институте подробно ознакомились с планом научных исследований Игнатьева и заключили с ним договор. Стоимость работ на первом этапе определили в пятнадцать тысяч рублей, которые изобретатель согласился уплатить из личных средств.

Придя в лабораторию, Игнатьев встретил у дверей своего кабинета Рогозинского, одетого в летнее пальто с сильно оттянутыми карманами. Зная причину деформации карманов Владимира Александровича, Игнатьев улыбнулся ему, говоря:

— Вы мне как раз нужны, зайдем ко мне. Кабинет изобретателя представлял собой маленький музей инструментов его системы. На полках в строгом порядке лежали всевозможные образцы, созданные для обработки самых различных материалов. С каким-то особенным интересом Игнатьев рассматривал экспонаты своего «музея». Перебрав десятки экспонатов, он недовольно сказал:

— Маловато у нас опытов с твердыми сплавами, — и обратился к секретарю: — Позовите, пожалуйста, Богомолова, — и снова к Рогозинскому: — Надо больше, побольше лезвий из твердых сплавов. Как у вас дела?

Рогозинский выложил из карманов десятка три инструментов по камню — наконечников скарпелей, шпунтов, «рыбьих хвостов», бочардов, «коронок», дисковую пилу. У Игнатьева вытянулось лицо, и он спросил:

— Как же вы все это тащите в карманах? Здесь же полтонны металла.

Пришел Богомолов. Игнатьев сразу обратился к нему, извинившись перед Рогозинским:

— Валериан Иванович, есть срочное дело. Сегодня же попытайтесь найти в Москве пластинки твердых сплавов миллиметра в три-четыре — тоньше, к сожалению, не бывает — и немедленно приступите к изготовлению первых резцов-столбиков из стали и твердых сплавов. Запомните, — это не случайный эксперимент, а начало нашего будущего... А теперь слушаю вас, Владимир Александрович.

Инженер Рогозинский положил свои большие мозолистые руки на кучу инструментов и начал докладывать:

— Все они прошли испытания. Трест строительства набережных Москвы-реки очень доволен нашими скарпелями, бочардами, шпунтами. Все они по признанию каменщиков и инженеров треста показали эффект самозатачивания. Сейчас просят лабораторию заключить с трестом договор об увеличении поставок этих инструментов... Вы правы, Александр Михайлович, насчет твердых сплавов. На камне они изумительно оправдывают себя. Вот, взгляните на эту дисковую пилу. В лаборатории Академии архитектуры она распиливала гранит, мрамор, кирпич. Пила стала вдвое меньше своего первоначального диаметра, но, как видите, зубья сохранили свой угол острия. Утопленные в стальном диске, твердосплавные зубья великолепно обнажаются по мере износа.

Игнатьев взял пилу, повертел в руках, осмотрел зубья по всему кругу и по-мальчишески засиял, точно ему подарили редкую и занимательную игрушку.

— Прекрасный образец, Владимир Александрович, поздравляю вас, — сказал он и воскликнул воодушевленно. — О, а знаете, что Политехнический музей собирается организовать выставку новых станков и инструментов. Нашей лаборатории предоставляют большой стенд. Нужно, чтобы инструменты по камню занимали на стенде свое место, а эта пила и совершенно такая же новая пила должны красоваться там рядом. Пускай они мозолят глаза скептикам.

В контору вошел Бухман. Худое лицо его выражало нетерпение. Игнатьев спросил его: