Время нас подождёт - [3]

— А где женщины? — и посмотрел на него.

А он сидел напротив и, подперев кулаком подбородок, смотрел на меня, и ничего не ел. Перед ним стояла большая чашка, из неё шёл белый дымок, а он смотрел как-то пристально и задумчиво. Глаза у него тёмные, как у меня, и с какой-то весёлой искоркой, нос курносый, задиристый, и усы, как у мушкетёров. Это я в фильме видел, когда нас в кино водили: смешные у них усы, у нас с такими никто не ходит. Только с бородой — учитель физкультуры, он её, когда сердится, поглаживает.

Так вот, Юра смотрел на меня, а я не люблю, когда на меня так смотрят. Как в кабинете у врача, когда у меня три недели назад заболел живот, и все думали, что это аппендицит, а это я просто съел три сосиски, и они оказались несвежими. Тогда доктор тоже с меня глаз не сводил, все щупал мне пузо и спрашивал: «здесь больно, а здесь, а здесь?». И никуда не деться от этого взгляда, который так и норовил проникнуть внутрь меня, — только если отвести глаза и смотреть в потолок. Тогда я так и сделал. А сейчас взял пирожок и уставился на белую скатерть. Сам не заметил, как съел его и взял второй, потом третий. Потом Юра спросил:

— Сильно они тебя били?

Я чуть не поперхнулся. Откуда он знает?!

— Неа… Сперва больно, потом привык.

Искорка в Юриных глазах куда-то исчезла, и они стали совсем тёмными.

— Это я сдурил, однажды. Ещё летом. У нас праздник был, а меня дежурить поставили, а он добренький такой, вроде покладистый — дай, говорит, за тебя подежурю…

— Он — это Перец?

— Ну… Подежурил, а через два дня поймал меня на улице: «Долг отдавай!» Я ему: «Какой долг, ты чё, с луны упал?», а он… В общем, с того дня — никакого покоя. Поймают где-нибудь у магазина, или вечером, когда в туалет идешь — затащат в подсобку, и там давай «обрабатывать». Я им ручки таскал — нам дарили на первое сентября, и тетрадки, им мало… А сегодня ночью они поймали меня, и Гвоздь, это друг Перца, он большой такой, сам не дерется никогда, но как скажет… «Кранты, говорит, тебе, Пешкин, если сегодня долг не отдашь…» Ну вот, и я в автобусе…

Не хотелось мне рассказывать, что меня дёрнуло в автобусе руки в чужие карманы совать. Никогда я не воровал и не попрошайничал, как у нас некоторые делали… А тут страшно стало, что ли: сейчас думаю, вернусь я туда, а там на воротах уже Перец меня караулить будет… Даже в полицию лучше, хоть на три дня отсрочка будет… Один раз меня с другими ребятами водили туда, допрашивали, но это уже совсем другая история, кстати тоже Перца касается, может, он на меня с той поры зуб точит….

— А Пешкин — это твоя фамилия?

— Не, это прозвище такое. Я в шахматы люблю играть, да не умею. Постоянно с королем и двумя пешками остаюсь…

— Мда… — Юра потёр подбородок, нахмурился.

— Да ладно, не парься, я, если совсем туго будет, в подвалы убегу… Один такой, что ли?

Юра вскинул глаза и сдержанно спросил:

— А в подвалах, знаешь, что бывает?

— Ну, знаю… Но я же не такой, я не буду!

— Все не такие! А потом мальчишек хоронят…

Он не договорил, потому что вошла Наташа. Чаю налила себе, стул пододвинула и стала щебетать. Ну прям как наши девчонки! Что-то рассказывала она про кота, который залез в стиральную машинку, но я её не слушал. Просто сидел и смотрел в окно, и думал, думал, что сейчас все закончится, и нужно будет идти по холодной слякоти к остановке, ехать туда… Или в полицию, что-то объяснять, оправдываться…. Нет, не буду оправдываться! Буду молчать, пусть хоть что делают, я ни пикну! Я хорошо научился, если нужно… Носки только надо найти, кажется, я их под ванну запихнул, а то Юра увидит, какие там дырки, и мама его увидит, и будет про меня думать что-нибудь нехорошее. Скажет — оборванца в дом привёл… Или зашивать станет, а они грязные… Надо как-то незаметно их достать, и идти, а то уже совсем спать хочется…

— Юр, да он уже носом клюёт!

Я встряхнулся. Поморгал.

— Мишенька, там в комнате я тебе уже постелила. Идём, я тебя провожу, — это незаметно подошла сзади бабушка.

— Мам, спасибо! — сказал Юра, поднимаясь из-за стола. — Всё было очень вкусно!

— Ничего, ничего, сейчас отдохнёте, устали поди… И ты, Юрик, ложись, а то ведь еле стоишь уже…

Я ничего не понял. Вскочил.

— Спасибо! Ну, я пойду!

И юркнул в ванную искать свои носки.

Глава 3.

Про семью и кота Мурзика.

…И стали мы жить втроём. Нет, точнее вчетвером, не считая кота. Я и сам не заметил, как оказался в семье.

Вот почему так всегда бывает: ждешь-ждешь, надеешься, мечтаешь — тишина. А как мечтать перестал, забыл о своем желании, так — на тебе! Все, что хотел, даже лучше. И думаешь, как теперь со сбывшейся мечтой-то жить?

Но — обо всём по порядку.

Так я и не вернулся в ту ночь в детский дом. И на следующий день не вернулся. Юра меня усыновил. Правда, он на эту тему всегда отшучивался, либо молчал, либо так говорил: «из плаванья привёз подарочек». Ага, «подарочек»!

Я сначала не поверил. У нас никто не верил. Если вдруг случалось, что усыновляли — мы ещё долго ждали возвращения того счастливчика. Потому что было — возвращали. Забирайте, мол, свой «подарочек», он нам не годиться. Нет, они так не говорили. Они говорили, точнее, слухи у нас ходили такие: «не думали, что с ним будет так трудно», «хотим съездить отдохнуть» и т. п. А «трудный» ребенок продолжал ждать родителей.