Время надежд (Книга 1) - [25]
Он только что выволок из трясины завалившегося туда Кюна, и в голосе у него были теперь покровительственные нотки.
- М-м... Damlack! - пробормотал Кюн сквозь зубы.
И Андрей не понял, кого называл глупцом: самого себя оттого, что был захвачен такими несерьезными мальчишками да еще собирался их образумить, или Лютикова, надоевшего ему бесконечными расспросами.
- Вон как? - удивился Лютиков. - Харч один, а прозвища разные. С того и кутерьма...
- Да умолкни ты! - сказал Власюк.
Самолет делал круг над болотом.
- Ложись! - приказал Андрей. И все повалились в густую, вязкую тину.
- Я оценил русское упрямство, лейтенант. - Кюн вскинул голову и злым движением руки потер испачканную тиной щеку. - Но что будет дальше? За болотом снова наши войска.
Мелькнув крестами, самолет развернулся и, быстро снижаясь к лесу, исчез.
- Курорт, - бормотал, оглядываясь, Лютиков. - Черти этот самолет носят. Весь деликатес размокнет.
Что, Юрка, не жарко?
Андрей перехватил взгляд радистки. Она исступленно смотрела на пылавший закат, будто, позабыв о жабах и о страшной трясине, видела что-то непостижимое другим.
- Лейтенант! - Власюк, не поднимаясь, указал рукой в сторону камышей, торчавших островками. За стеблями угадывались фигуры людей, похожие на розоватые тени. Первой мыслью Андрея было: это немцы, и сейчас защелкают выстрелы.
- Эй, там! Хватя купаться, - донеслось с островка. - А ну давай сюда. Быстро! - из камышей выступила фигура бойца с ручным пулеметом.
- Кто такие? - громко спросил Власюк.
- Шагай, шагай! Были б чужими, зараз перещелкали, в один момент...
Их было шестеро. Грязные, в рваном обмундировании, бородатые, они настороженно смотрели на десантников.
- Какой части? - проговорил низкорослый, крутогрудый старшина, разглядывая гауптмана. - Это кто?
- Это пленный, - сказал Андрей.
- Какого ж хрена его тащите? Ладно, разберемся!
Проходи сюда.
Маленький островок зарос камышом. Из камыша был сделан покатый навес, чтобы укрываться от воздушного разведчика.
- Закурить, братцы, нету? Уши пухнут, - без надежды в голосе спросил боец с забинтованной шеей и распухшим лицом.
- Почему нету? У нас-то все есть, - Лютиков достал из мешка коробку сигар. - Ассортимент. Как же!
- Да откуда вы, братцы? Мать честная! - уставился тот на сигары. А другой боец, с перебитым, как у боксера, носом, выгоревшими бровями, подозрительно щурил глаза.
- С неба, дядя, с неба, - засмеялся довольный Лютиков, ткнув грязным пальцем вверх. - Наслышались там про ваши страдания. Кругом война идет, а ребятки в болоте сидят без курева.
Старшина, держа еще пулемет наготове, молча переглянулся с высоким человеком в шинели и командирской фуражке.
- Мы ищем дивизию Голикова, - сказал Андрей. - Что-нибудь слышали?
- Почему ищете? Зачем? - быстро спросил высокий. - Документы есть?
Левую щеку его рассекал шрам, и, когда он говорил, вся эта половина лица оставалась неподвижной, словно принадлежала другому человеку.
- Документов нет, - сказал Андрей.
- Так... Предположим, что вы нашли эту дивизию.
- Я еще не знаю, с кем говорю, - сказал Андрей.
- И я вас не знаю.
- Мы из бригады Желудева.
- Вот как, - человек распахнул шинель, и Андрей увидел на петлицах кителя генеральские звезды. - Я Голиков.
- Вы? - растерявшись, пробормотал Андрей. - И дивизия здесь?
- И дивизия... - усмешка тронула лишь здоровую половину лица генерала, а левая часть как бы стала еще мрачнее.
- Сыны гибнут, когда отцы лгут, - проговорил Андрей. - Это комбриг велел сказать...
- Погодите, лейтенант, - остановил его комдив неожиданно мягким голосом. - Идите за мной.
Усадив Андрея на кучу сломанного камыша, он молча выслушал его и затем долго рассматривал карту, отобранную у пленного.
- Кюн этот не врал, - тихо сказал он. - Дивизию окружили, когда мы пошли в наступление. Боеприпасы кончились. Прорываться решили группами.
- Значит, напрасно летели сюда?
- Теперь самое неприятное, - продолжал Голиков, как бы не услыхав Андрея, - что рации нет...
В стороне Лютиков, точно священнодействуя, доставал из мешка консервы, хлеб, вино и угощал бойцов.
- Ох, братцы, - говорил кривоносый. - А мы чуть не шлепнули вас. Немец же с вами...
- Он теперь смирный, - отвечал Лютиков. - В гости меня звал на яичницу. Ешь, Юрка, и ты... ешь, не психуй. Наукой установлено: когда психуешь цвет лица портится.
Старшина жадно высасывал из узкой банки консервированных омаров.
- Труха, - заключил он, вытирая ладонью губы.
- Труха? - обиделся Лютиков. - Это знаешь чего?
Короли едят, и то не каждый день.
- Каждый день они сало лопают, - засмеялся другой боец. - А винцо что надо. В нашей деревне старухи травку настаивали, так это не хуже.
- Вы бы поели, товарищ генерал, - сказал Андрей.
- Да, - не отрывая взгляда от карты, проговорил Голиков. - Шестая армия. Ударная сила Гитлера..
Бельгия... Голландия... Франция... И здесь прорыв к Днепру. Сразу могут отсечь весь юг. Умело работают.
Спасет лишь контратака на фланге. Если не опоздать...
Через неделю будет поздно. Искусство войны и заключается в этом - не опоздать!
- Но как же? - спросил Андрей. - За такое время не дойти!
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.