Время, люди, самолеты - [3]

Шли авиационные испытатели, летчики и штурманы, инженеры и техники. Шли механики и мотористы, лаборанты и синоптики, работники аэродромных служб и ремонтных мастерских, техники-расчетчики, штабные и тыловые работники. Шли быстро, по-деловому. Обменивались приветствиями, шутили, справлялись о здоровье, делах, торопились закончить начатый в пути разговор и, перед тем как разойтись, договориться о следующей встрече. Люди были рады погожему утру, встрече с друзьями и предстоящей работе.

Мне запомнился день, когда я впервые оказался в массе идущих на службу людей. Это было в мае 1940 года. Получив накануне диплом об окончании инженерного факультета Военно-воздушной академии имени профессора Н.Е. Жуковского и направление в Научно-испытательный институт ВВС Красной Армии (НИИ ВВС), я хотел быстрее добраться к месту назначения. Всматриваясь в лица окружающих меня людей, вслушиваясь в их разговор, я радовался тому, что отныне стану их сослуживцем и начну приобщаться к интересному делу.

Мой будущий начальник – Александр Сергеевич Воеводин – руководитель отделения испытаний истребительных самолетов был на месте. Получив разрешение, я вошел к нему в кабинет и представился. Военинженер первого ранга пригласил сесть и, не сводя с меня изучающего взгляда, сказал, что уже успел познакомиться с моим личным делом и потому не станет задавать вопросов анкетного характера, а более близкое знакомство отложит на ближайшее будущее, когда я включусь в работу его подразделения.

– А сейчас, – продолжал он, – начинайте присматриваться ко всему, что мы тут делаем и как делаем. Я прикреплю вас к одному из наших лучших ведущих инженеров – к военинженеру второго ранга Михаилу Ивановичу Таракановскому. Со всеми вопросами обращайтесь к нему. Можете, конечно, и ко мне, но имейте в виду, долго присматриваться мы вам не дадим. Хотели бы, да не в силах. Работы очень много, а потому загрузим скоро и вас. Ну, пойдемте.

Мы вышли из кабинета и направились к одной из комнат напротив. Познакомив меня с Таракановским, Воеводин тут же ушел, сославшись на какие-то срочные дела.

Вступительная речь моего ведущего оказалась еще короче. Он посмотрел на часы, почесал затылок и произнес с виноватой улыбкой:

– Понимаешь, у меня сейчас полет и я очень тороплюсь. Поговорим потом, когда освобожусь немного. А пока занимай вот этот стол напротив меня и действуй. Начинай присматриваться. Хорошо?

И, не дождавшись ответа, убежал.

«Ну что ж, коль все говорят, что надо присматриваться, буду присматриваться, – решил я. – Вот только к чему?»

Окинул взглядом комнату. Два окна, голые стены, высоко подвешенная к потолку лампочка без абажура, три разнокалиберных письменных стола, несколько стульев да еще громоздкое и весьма несуразное сооружение. Из прибитой к стене инвентарной описи я вычитал, что оно называлось славянским шкафом.

Посмотрел в раскрытое окно. С высоты третьего этажа увидел площадку перед подъездом, забор и часть аэродрома. Решив, что в комнате присматриваться не к чему, я направился туда, куда ушел начальник и убежал Таракановский.

Оказалось, что стоянка самолетов истребительного отделения находилась совсем близко. Надо только войти в расположенные рядом ворота аэродрома и, повернув направо, пройти метров сто, не больше. Самолеты стояли на приангарной площадке, вдоль небольшого отрезка рулежной дорожки и на части широкой бетонированной полосы.

Я обратил внимание на эту полосу, которая проходила вдоль всего летного поля. На одном из концов ее была невысокая горка, явно предназначенная для ускорения разбега.

За полосой лежало огромное летное поле, покрытое роскошным ковром, вышитым самой природой из ярко-зеленой весенней травы и полевых цветов. В середине его рассекала еще одна серая полоса. На ней работали: взлетали и садились самолеты. А на противоположной стороне аэродрома стояла сплошная стена темного леса.

Взгляд скользнул вверх, в бескрайнее синее небо. Оно тоже принадлежало аэродрому. Торжественно, не торопясь, плыли по нему редкие островки ослепительно белых кучевых облаков, а по земле перемещались их тени. От этого еще живописнее выглядели и летное поле, и лес, и линейки ангаров, и стоянки самолетов.

Многоголосый рев моторов, доносившийся со всех концов аэродрома и с неба, нисколько не мешал любоваться этой панорамой. Скорее наоборот, шум этот отлично вписывался в понятие «аэродром» и казался самым подходящим сопровождением всего, что на нем происходило.

Я стоял словно зачарованный. Не знаю, сколько бы еще я находился в восторженном состоянии и витал в облаках, если бы непредвиденное обстоятельство не вернуло меня с неба на землю самым бесцеремонным образом. Неподалеку от того места, где я находился, вырулил самолет и… обдал меня мощной струей хлесткой и шершавой пыли. С опозданием отвернувшись, я стал протирать глаза и стряхивать пыль со своей новенькой формы. «Поделом! Нечего мечтать на стоянке! И вообще, не пора ли заняться делом и начать присматриваться?!»

Приняв деловой вид, я шагнул к ближайшему самолету, чтобы получше рассмотреть его. Это был одноместный цельнометаллический моноплан с низкорасположенным крылом и сильно скошенным назад вертикальным оперением, с хорошо вписанной в обводы фюзеляжа кабиной. Сам самолет, тип стоявших на нем мотора воздушного охлаждения и трехлопастного воздушного винта мне были неизвестны.