Время любить - [81]

Действие снадобья Абу-аль-Хайра затуманивало сознание Катрин. Она жила, или, вернее сказать, ее тело присутствовало в комнате, ни мысли, ни воли – никаких чувств не выражали ее черты. Не будь она в таком состоянии, ей была бы невыносима мысль, что Арно истязали голодом, жаждой, не давали ему спать в мрачной башне Аль Хамры. Между тем, обеспокоенная тем, что ее чувства и рефлексы подавлены, в последние два вечера страшной недели Катрин не дотронулась до варенья из роз и притворялась, что спит. Она дожна иметь ясную голову и верную руку в день казни.

Последний мазок карандаша для бровей, и Морайма завернула Катрин в покрывало, вытканное золотом, которое окончательно сделало из нее странного и варварского идола.

– Теперь время пришло… – прошептала она, предложив Катрин руку, чтобы помочь ей переступить порог.

Но Катрин отказалась от протянутой руки. Она была убеждена, что путь, по которому она теперь шла, был ее смертным путем, что ей осталось совсем немного времени и что сказочный наряд, в который ее одели, скоро станет погребальным саваном. Скоро она заколет кинжалом Арно, чтобы избавить его от еще больших и ужасных пыток, а потом – себя, и все будет кончено. Ее душа, соединившись с душой ее супруга, полетит по голубому и горячему воздуху в лучах солнца, и они навсегда соединятся, избавятся от боли, сомнений, ревности, оставив только неподвижные тела в руках палачей. Если подумать хорошо, этот день был прекрасен.

Когда будущая султанша в сопровождении женщин и охранников появилась на трибуне, калиф вместе со свитой уже заняли места. Ее появление вызвало в публике сильное оживление. Среди нежных покрывал женщин – голубых, розовых, шафранных или миндальной зелени – Катрин сияла. Молча она заняла свое место на трибуне, убранное голубыми шелками. Несколько ступенек соединяли ее с песком импровизированной арены.

Мухаммад молча смотрел, как она подходила, нервным жестом поглаживая свою светлую бороду. Их взгляды встретились, но именно ему пришлось отвести глаза от вспышки дикой молнии, метнувшейся из глаз Катрин. Нахмурив брови, он опять обратил внимание на арену, на которой появилась группа молодых берберских танцоров. Одетые в длинные белые рубашки, обвешанные тяжелыми украшениями и накрашенные, словно девицы, с тонкими лицами, томными глазами, эти юноши сладострастно покачивали бедрами. Некоторые из них пели высокими голосами, другие щелкали бронзовыми кастаньетами.

Эти двусмысленные танцы не нравились Катрин, она отвернулась. Наверху, в королевской мечети, зловеще зарокотали барабаны. Их громыхание прошло как шквальный ветер над танцорами, которые бросились наземь и остались неподвижно лежать, пока удалялся этот разъяренный рокот. Тяжелые створки ворот медленно растворились, и из них вышло торжественное шествие. Впереди шли музыканты – играли раиты, флейты и тамбурины, затем на серебряных носилках двадцать рабов несли набальзамированное тело Зобейды под пурпурным длинным покрывалом, скрывшим ее с ног до головы. Затем шли черные евнухи под предводительством гигантского суданца с бронзовым лицом, который в знак траура опустил свою кривую саблю к земле.

Появление процессии пробудило Катрин от презрительного безразличия, в котором она была. Зобейда была мертва, но ее ненависть еще жила. Катрин почувствовала, как холодная ярость охватила ее при появлении этого тела, которому вот-вот будет принесена жертва. А тем временем рабы поставили носилки на низкий помост перед трибуной калифа. Мухаммад встал и подошел в сопровождении Бану Сераджа и еще многих сановников и видных государственных лиц и склонился перед останками своей сестры. Катрин захотела отвести глаза, но почувствовала на себе чей-то настойчивый взгляд. И тогда среди свиты калифа она узнала Абу-аль-Хайра. Высокая и широкая фигура командира охраны скрывала от нее до сих пор щуплую фигурку ее друга. Из-под огромного оранжевого тюрбана маленький врач упорно смотрел на нее, и, когда наконец их взгляды встретились, он быстро улыбнулся ей и кивнул куда-то в сторону. Катрин взглянула туда и обнаружила стоящего в первом ряду толпы Готье.

Затем глаза Абу указали на группу всадников, и Катрин узнала Жосса под шлемом с высоким позолоченным гребнем. По правде говоря, ей стоило это некоторого труда. Такой же темнокожий, как и его сотоварищи, с лицом, на котором красовалась черная бородка, сидя в кожаном вышитом седле, парижанин вполне походил на диких и воинственных мавров, окружавших его. Ничто его не выделяло среди прочих всадников, и Катрин восхитилась искусством, с которым играл свою роль бывший бродяга.

Вид друзей воодушевил Катрин. Она знала, что они смелы, преданны, готовы на все, чтобы спасти ее и Арно. Разве можно приходить в отчаяние с такими людьми?

Долгая церемония последовала за появлением тела принцессы. Были песни, торжественные танцы, бесконечная речь внушительного старика со снежной бородой, длинного и сухого, как тополь зимой, чей взгляд под белой всклокоченной порослью горел фанатичным огнем. Катрин уже знала, что это и был великий кади, и вонзила ногти в ладони, слыша, как он взывал к гневу аллаха и калифа на голову неверного, который осмелился занести кощунственную руку на дочь пророка. Когда наконец он замолчал, произнеся свое последнее проклятие, Катрин поняла, что пришел для Арно смертный час, а значит, и для нее самой, и слабый свет надежды, который зажгло в ней присутствие друзей, погас… Что могли они сделать втроем против этих людей? Казалось, воздух был пропитан ненавистью к этому неверному и свирепой радостью от превкушения его смерти!.. Оставался один Бог! Катрин обратила к Господу, к Пречистой Деве монастыря в Пюи, к святому Иакову Компостельскому пылкую, но краткую молитву о поддержке.